Голова быка

Комиссар качнул вересковой трубкой, которую как раз пытался раскурить.

— Там лучший бекон в городе.

— Значит, ты можешь передать Конраду это.

Роббе взглянул на протянутую ему папку. Одна фотография, одно имя.

— Ты уверен?

Эйзенхарт оскорбленно на него посмотрел.

— Откуда ты знаешь, что это он? — пришлось комиссару сформулировать свой вопрос иначе.

Его подчиненный запустил обе руки и в без того растрепанную шевелюру, всем своим видом показывая замешательство. Но Роббе слишком хорошо знал его и уловки, на которые шел Эйзенхарт, пытаясь уйти от четкого ответа.

— Даже не знаю, с чего начать…

— Начни с начала, — посоветовал Роббе, выпуская в потолок колечки дыма. — И расскажи, зачем тебе понадобились дела десятилетней давности.

Детектив вздохнул, понимая, что отвертеться от доклада — хорошо еще, устного — не удастся. Короткий взмах спичкой, и Эйзенхарт тоже закурил.

— Десять лет назад впервые объявился М.

— Разве со смерти Гардинера прошло уже столько времени? — удивился комиссар. — Продолжай.

— Мы не знали о его ручных Быках до последнего месяца — и я подумал, что мы не знаем, как давно он с ними работает. Вдруг они были у него на побегушках все это время?

— И что ты выяснил?

Эйзенхарт прошелся по комнате, указывая на воображаемую линию, разделявшую помещение на две части.

— Слева умершие. Те, что у окна, ни при чем. Дальше идут анархисты — слишком идейные, чтобы попасться на удочку, их мы тоже не рассматриваем. А вот следующая стопка уже интересней… Взгляни-ка.

— Уильям Стоун, ограбление, убит при задержании. Майло Терич, убийство советника по строительству, повесился в комнате для допроса на принесенных адвокатом шнурках… Да кто вообще вызвал ему адвоката? Вернер Крампс, шпионаж, застрелен при задержании. Эзекия Смит, вымогательство…

— Шантажировал заместителя губернатора по военным делам, — пояснил Эйзенхарт.

— … убит в тюремной камере.

— Кто-то убирал их сразу после обвинения. Стоило полиции найти преступника и доказать его вину, как тот уже ничего не мог сказать. Что также характерно, — Эйзенхарт перекатился с мыска на пятку, — их последнее дело всегда было крупнее — гораздо крупнее, — чем все предыдущие, вместе взятые. Тщательно спланировано, кстати, если бы не наводка добросердечного анонима, половина из них осталась бы нераскрытой.

— Полагаю, автора наводки тоже не нашли.

Детектив кивнул.

— Говори что хочешь, но это почерк. И еще одно: у всех была одна и та же татуировка. Не всем в полиции известны мертвые языки, поэтому она была опознана, как анархистская. Но если взглянуть на фотографии, сделанные экспертами…

Роббе посмотрел на черно-белый снимок: буква "А", написанная в восточной манере, снова лежала на боку.

— Алеф, — опознал он символ. — Смит был убит еще три года назад. Значит, М. придумал это не сегодня…

— И не вчера, — подтвердил Виктор. — Это не сиюминутная афера, он разработал целую систему. У него был план, и план, как всегда, крайне амбициозный, тут я соглашусь с нашими психологами, не зря они его прозвали Македном.

— Не зря! — возмущенно пыхнул трубкой комиссар, бросая отсмотренные дела на стол. — Как по мне, так это преуменьшение. От исторического Македна хоть можно было знать, чего ожидать, когда он шел от Эллии до Синдистана. А чего пытается достигнуть наш, это тебе даже психологи не скажут. А еще эти его, с твоего позволения, планы… — на месте последнего слова должен был стоять куда менее пристойный эвфемизм, но в последний момент комиссар сдержался. — Если бы я не присутствовал при этом собственной персоной, поклялся бы, что такие "планы" злодеи строят лишь на театральных подмостках. А теперь и сезона не надо, только и ждешь, какую каверзу на этот раз припас господин М.

Эйзенхарта эта тирада оставила равнодушным. Затушив сигарету, он с философской ленцой протянул:

— Убийство как одно из изящных искусств[8]… А что, не он первый, не он последний, кто рассматривает преступление из подобной перспективы. Но, если серьезно, мне плевать, чем он руководствуется в своих поступках, если он нашел тот самый чудодейственный способ управлять Быками, то… да я сам в таком случае готов им сказочки выдумывать! Эти же ублюдки обычно совершенно неуправляемы, — судя по тону, Эйзенхарт говорил это из личного опыта.

— Ты не знаешь, насколько они у М. управляемы, — заметил комиссар. — Что с живыми?

— Тебя интересуют все или те, что сейчас обретаются в Гетценбурге?

— Он не ограничился городом?

— Не в этот раз. Я попросил помощи — у меня еще остались кое-какие связи в столице — и обнаружил это клеймо даже в Вейде. Причем, что любопытно, там среди них такой смертности не было и нет. Думаю, он убирает здешнюю ячейку. Кроме тех, что проходят по делу, сегодня обнаружили тела еще двоих.

— В таком случае, кто остался?

Эйзенхарт подошел к висевшей на стене пробковой доске.