«А ты – в хлам! А ты – в хлам!» – проскандировал разум и расхохотался. 14
В кабинете пованивало переспелой хурмой и барахлило освещение. Одна из ламп дневного света то гасла, то вспыхивала с громким раздражающим звуком. Яков вытаскивал из ящиков свои бумаги.
В дверь постучали и, не спросив разрешения, вошли.
– Добрый день. Меня зовут Светлана. Мне ваша директриса сказала зайти к вам…
– Я занят, – сказал он, не поднимая головы.
– Я знаю, но это только одну минутку займет…
– Выключите этот долбаный свет! – гаркнул Яков.
Гостья выключила и включила напряжение, и лампа засветила ровно.
За это Яков удостоил гостью взглядом. Перед ним стояла смуглая, черноволосая, изрядной красоты женщина. Девушка.
– Вы еврейка?
– Нет, я…
– Жаль. С ними весело. До свидания.
– Так вы не послушаете…
– Нет.
– А может, хотя бы…
– До свидания.
Девушка не тронулась с места, прислонилась спиной к двери, будто это не Яков ее прогонял, а она не хотела выпускать его.
– Ну, вы должны меня вспомнить. Светла на Казантопулос и группа «Кайрос». Помни те? Коктебель? Две тысячи седьмой?
Шорох коробок прекратился. Яков резко выпрямился, так что потемнело в глазах.
– Коктебель? – Яков присмотрелся внимательнее к лицу гостьи, скрытому за яркой косметикой, которая делала ее похожей на жрицу в маске – например, на жрицу Солнца у древних инков. Взгляд сполз на грудь, приподнятую бюстгальтером за майкой цвета хаки.
– Вы пришли сказать, что у меня есть сын?
– Нет, я пришла его с вами сделать.
– Я не люблю детей.
– А разве ваше творчество – не ваши дети?
– Моя работа стерильно чиста и бесплодна. Я звукорежиссер, а не композитор. Ты пришла от них?
– Нет, я пришла, вообще-то, за некоторой музыкальной консультацией. И рада, что удалось вас хоть как-то отвлечь от ваших дум, маэстро. Я хочу записать альбом, хочу быть певицей. Вы мне поможете?
«Кто это у Жана Кокто говорил: "Смерть звучит как эхо"? Не ты, случайно?» – спросил он мысленно, а вслух сказал:
– Светлана – это не твое имя. Твое настоящее имя – Йоланта. Кто из твоих родителей был греком, напомни мне?
– Я рада, что вы вспомнили меня, композитор. У меня впечатление, будто я пришла помочь вам. Вы не знаете, почему мне так кажется?
15Матвей ждал его возле входа в ресторан и курил. На улице было холодно, а Матвей стоял без плаща, в одном пиджаке.
– Я же просил: на полчаса раньше.
– Пробки на улицах. Все так серьезно?
– Нас уже ждут в подвале.
Матвей докурил и поправил галстук.
16На диване сидел только один человек. На столике перед ним стоял калебас с мате. Кресло слева было пустым.
– Господин Богус, позвольте представить вам моего брата, композитора Якова Гораха-Евлампию.
– Маэстро, – незнакомец поднялся и зааплодировал. – Вы пришли. Зовите меня Богус. Просто Богус.
Якову бросился в глаза его загар. Несколько секунд все трое молчали. Загорелый нажал на кнопку вызова официанта. Яков закурил сигарету с чабрецом.
Официантка принесла калебасы. Она выставила на стол коробку с сигарами.
– Попробуйте, маэстро. Гватемальские, – предложил Богус. – Лучших сигар вы еще не знали.
– Я не курю табак. Его прокляли древние майя, когда на их земли пришли испанцы.
– Все проклятия когда-нибудь спадают, – сказал Богус.
Матвей и загорелый раскурили сигары.
Седой взял паузу.
– Хочу предупредить, маэстро, что я чело век образной речи.
Яков поднес к губам бомбилью и глотнул мате. Горечь сковала рот.
– Вы никогда не видели Нил? – спросил Богус.
– Нет.
– Величественная река. По ней плывут чайки, галеры, гондолы, парусники… И все они плывут на север, потому что Нил плывет на север. Все лодки плывут на север, в царство забвения. Все заботятся о лодке, пока она плывет, но никто не смотрит на воду. Вы понимаете, о чем я?
Загорелый пригубил мате.
Яков кивнул.
– Мы предлагаем щедрое вознаграждение за наш заказ и должны быть уверены, что наши инвестиции безошибочны. Чтобы светильник горел, нужен кто-то, кто будет подливать масло. Принимаете ли вы наше предложение?
– Принимаю.
– За какое время вы беретесь выполнить наш заказ?
– Год – это нормальный срок для симфонии.
– Хорошо. Год нас устраивает. Человек с маслом приедет через месяц, считая от сегодняшнего дня.
Богус вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и положил на стол.
– За договор, – сказал Яков и глотнул еще их отчаянно горького мате.