- За городом, - сознался Терра послушно, как дитя. - При нынешней погоде это несносно. Она безумно ненавидит мужа. Вот главная причина, почему мы терзаем друг друга и не находим удовлетворения.
Княгиня пожала прекрасными плечами.
- Ничего ты не понимаешь. Тебя она сводит с ума, а мужа тоже не упускает. Чем она для тебя рискует? Ну, а ты? В тебе самом нет настоящей страсти, иначе она давно была бы твоей.
- Вот истинный здравый смысл! - сказал он облегченно, меж тем как она уже снова вертелась перед зеркалом, оглядывая свой вечерний туалет.
- Я охотнее проводил бы ночь за ночью у тебя, - сознался он.
- Этого многие бы хотели, - сказала она, продолжая вертеться.
- Тут-то и кроется мое непостижимое раздвоение, - сказал он, вовсе не думая о ней.
Она же расхохоталась от души, невозмутимо и заразительно.
- Все равно тебе уже поздно меняться, - сказала она.
- Только ты не меняйся! - серьезно посоветовал Терра. - Ты безупречна, и как мать тоже. Береги наше возлюбленное дитя! - прибавил он умоляюще.
- Ты ходишь сюда лишь ради него, - заметила она в досаде. - Но что ты даешь ему, кроме твоих рискованных - ну, скажем, дурачеств? - закончила она первым попавшимся словом. - А я, старый друг, - добавила она, похлопывая себя по белоснежной шее, - я приспособляю его к себе.
Во время этой декларации на пороге появился мальчик. Терра вскочил от неожиданности: молодой человек во фраке. В черном он казался выше, хрупкость, изящество и нежность красок делали его похожим на переодетую девушку. Он помог матери накинуть манто Она взяла его под руку. Что за пара! Знатный юноша избрал себе в подруги многоопытную, но еще молодую женщину. То была пара, созданная для легких наслаждений, невозмутимая, неутомимая. Пара, за которой тянулись все взгляды, как за воплотившейся мечтой. Для каждого, в ком иссякал жизненный пыл, эта пара была прямо находкой. Ей цены не было.
- Желаю успеха, - пробормотал Терра.
- Можно сказать, что он мой сын? - спросила мать.
- Всем, что тебе свято, клянусь: нельзя! - сказал Терра. - И все это для господина доктора Мерзера? - спросил он.
У обоих губы сложились в пренебрежительную гримасу.
- Есть и другие кавалеры, - сказал пятнадцатилетний юноша и удалился со своей дамой.
- Это начало конца! - вскричал Терра спустя долгое время. Он был один и говорил вслух. - Ты этого хотел, прохвост! Коварный прохвост, ты щедро снабжаешь деньгами мать, чтобы она загубила и убрала с твоего пути твое собственное дитя. Ты боишься этого юноши. Он не чета тебе, он может стать наглядным доказательством твоей неудавшейся жизни. Подлый убийца, ты толкаешь его, снабдив деньгами, в первую попавшуюся пропасть!
Самообвинения сыпались градом. Но когда все было сказано: "В какой же момент следовало отнять его у матери?" И он решил про себя: "Такого момента не было. Мой Клаудиус - сын кокотки. В белокурой головке моего малыша, к которой я некогда прижимался лицом, всегда было темно. А почему бы только в головке? Должно быть, и в сердце у него тоже темно? Нет, я не в силах был изменить ни головы, ни сердца. Из мальчика, который послушно терпел меня и выжидал, вырос юноша и стал моим врагом. Но при этом я не шутя подозреваю, что, несмотря на все, мы любим друг друга... Судьба, свершай свой путь!" закончил он и ушел.
"Моя старая приятельница советует мне быть, как все! Пусть лучше оглянется на себя! Едем!" Он сел в свой автомобиль и поехал в Либвальде.
Что за путешествия зимними ночами ради часового свидания! Опасность была несравненно больше, чем если бы Алиса просто принимала его у себя в красной гостиной. Страх перед супругом? Не в этом дело. Но пусть супруг потеряет след, пусть, еще лучше, потеряет разум. Его шпионы, наверное, донесут ему, где происходят встречи, но они не раскроют ему смысла прогулок по грязи в самых неожиданных местах. Терра думал: "Собственно, все наши стремления сводятся к тому, чтобы он не мог сомневаться в нашей физической невинности? Мы совершаем самый ловкий обман, ибо он соответствует истине. Как тут распутаться какому-то Толлебену! Он, не задумываясь, предпочел бы, чтобы мы обманывали его попросту. Никакой улики. Он не может рассчитывать даже на такое реальное оскорбление, как в случае с Мангольфом. Дьявольски скомбинированный план, чтобы человек с подобной самоуверенностью лишился рассудка".
В этот миг посреди пустого шоссе, где завывает ветер, он ненавидел Алису. "Как можно до такой степени подчиниться женщине! Мужчина должен сохранить за собой хотя бы возможность борьбы. В сущности я больше уважаю Толлебена, чем эту женщину... Что, если повернуть назад?"
Но едва он вошел в парк Либвальде, как раскаяние овладело им. Деревья кряхтели и скрипели под ветром, влажная листва змеилась в темноте, студено журчала вода. "Все это хранит мою Алису, среди глухой пустынной непогоды я ищу мою Алису!"
Он выбрался на аллею, на большую аллею между террасой и рекой. Быть может, она стоит под деревьями в глубокой тьме, и те же докучные мысли сковывают ее и она не хочет знать, что он идет к ней?