Голова (Империя - 3)

Выразительные жесты, отгонявшие возможные сомнения, большая гибкость, подчеркнутая решимость, над которой преобладает воля к жизни, - все это величественно и вместе с тем со всей присущей человеку слабостью демонстрировалось на воображаемой трибуне. Наконец оратор сел с достоинством, как под гул оваций.

- Благодарю вас, - начал его слушатель. - Вы показали мне религиозное отношение к миру. Я же знаю только таких интеллигентов, которым чуждо это отношение. Вам не понять, как безотрадна жизнь, в которой процветают им подобные.

- Так не будьте же глупцами! У вас те же враги, что и у нас. Добру у вас грозят те же самые опасности, почему вы малодушествуете?.. Я и сам знаю, - тут у льва сделалось лукавое выражение, - что у вас на переднем плане всемогущий пангерманский союз, в то время как у нас - Лига прав человека. Внешняя разница налицо. Но за ней все одинаковое. Только здесь враг действует исподтишка, защитники зла не показывают своего лица.

- А что, если есть страна, где всякое другое лицо должно скрываться? Если защитники добра обречены действовать под покровом темноты всю жизнь? Голос гостя был полон отчаяния; но тот, кто слушал его, повернулся всем своим мощным туловищем и приказал ему умолкнуть, ибо в нем говорит преступная слабость.

- Почему вы слабы, скажите, почему? Как может здравомыслящее большинство спокойно относиться к тому, что его страна изолируется, словно зачумленная, - не в силу вражды, а в силу контраста между кастовым произволом и общеевропейской демократией?

В его голосе звучал уже гнев, он сам распалял себя.

- Сейчас в Гааге ваше правительство побило рекорд бесцеремонности в Европе. У нас по крайней мере умеют лицемерить. Существует негласный сговор проявлять на мирных конференциях добрую волю, хотя на деле это не приводит ни к чему. Но ваше правительство окончательно зарвалось. Оно доставляет другим бесплатное развлечение, голосуя даже против третейского суда. Однако предел всего - ваша система заложников! - Тут, подхлестнутый гневом, он вскочил и стоял, облокотясь о кресло. - Если вы начнете войну с Англией, вам угодно вести ее на французской земле, независимо от того, примкнем мы или нет. Франция будет у вас заложницей. Вы способны вывести из терпения даже меня! - Другим тоном: - А я предпочитаю бороться с внутренним врагом, с нашими поджигателями войны, которым ничего не жаль, лишь бы заставить говорить о себе. Пока я существую, они бесславно прячутся в тени. Пусть себе интригуют там в пользу войны, меж тем как открыто торжествует мир. Нас озаряет свет дня, нас одних! - То было самоупоение, глухое ко всему, кроме себя.

Ибо голос гостя звучал слабым бормотаньем:

- Позор! - Сквозь сплетенные пальцы вырывалось бормотанье и шипенье: Позор!

Тот вслушался, наконец подошел ближе, придвинул свой стул совсем близко, сполз на самый краешек, чуть ли не на пол, перегнулся и слушал.

- Я вел жизнь каторжника, жизнь беглого преступника, который скрывает свой позор. Позором своим я был обязан лучшему во мне, моему человеческому достоинству. Благо тому, у кого его нет! Чтобы добиваться своего, я должен был лгать. Помогать в делах сильным мира, чтобы втайне подкапываться под них. Разыгрывать им на посмешище человечность, ибо там, где я живу, нет ничего смешнее, как поступать человечно. Так сам начинаешь заниматься делами, богатеешь и можешь разоблачать богачей. Я стал всем, только чтобы разоблачить их. А теперь заблудился на окольных путях. Целая жизнь лжи и обмана!

- Дальше! - потребовал духовник, но долгое время раздавались одни сухие рыдания. Наконец исповедник овладел собой.

- Иначе нельзя было. - Голос зазвучал жестко. - Теперь я бы уже не мог говорить правду, если бы и смел. Я буду лгать и обманывать и впредь, куда бы это меня ни привело. К хорошему не приведет. Когда-нибудь такая жизнь вынудит меня на акт отчаяния. Тайная война с властью! Вдумайтесь в это вы, что ведете против нее открытую войну. Пожалейте нас, - у нас она с первого шага была бы обречена на провал.

Так как голос ослабел и стих, духовник сказал:

- Вы пришли не для того, чтобы предъявить мне сфотографированный документ. Вы хотели сказать мне именно это. Благодарю вас. Нам не видно, что происходит за границей, за нашей самой ближней границей. Что происходит в человеке, и то не видно.

Тут погасла лампа. Хозяин комнаты отдернул занавеску, - за окном светало.

Они подошли друг к другу попрощаться.

- Надеюсь, я не очень надоел вам сегодня ночью, - сказал гость не слишком искренним тоном.

- Хочу верить, что вы без особой неприязни смотрели на меня этой ночью! - прямодушно и приветливо ответил хозяин. - Вы сами видите, что различие наших стран лишь в темпераментах. Во всем прочем у нас с вами тот же тернистый путь.

- Которому не будет конца.

- На котором нам нужна взаимная поддержка.

И они протянули друг другу руки, обе руки.

Терра первым же поездом покинул Париж. На вокзале в Берлине его встречали. Куршмид - он повел его к автомобилю, в котором сидела Алиса Ланна.