— Ох уж эти мне людишки!… Они только и жаждут развлечений и удовольствий! Неужели они не могут понять, какие чувства обуревают мою душу? Неужели они хотят, чтобы я была их рабой?
— Королевой, государыня! Они хотят, чтобы вы были королевой! Да и вам самой станет легче, если вы немного рассеетесь и потом привычной рукой возьметесь за бразды правления! Ведь уж сколько времени продолжается все это!… А за границей болтают, что английский двор оскудел… А почему? Этого я уж не знаю..
— Нет, это не смеют говорить! — с раздражением воскликнула Елизавета. — Нет, только не это! Дай мне зеркало!
Леди Анна поспешила исполнить приказание.
Конечно, Елизавета не раз смотрелась в зеркало, но в ее голове не было тех мыслей, которые сейчас вызвали в ней разговоры с Лейстером и обер-гофмейстериной. Теперь же, бросив взгляд в зеркало, она невольно отшатнулась и пробормотала:
— Да, я сильно изменилась!
— Соизволите приказать подать вам одеться? — поспешила спросить леди Анна.
— Да, сделай это.
Обер-гофмейстерина радостно поспешила позвать фрейлин; против всякого ожидания она добилась очень многого, и, может быть, только потому, что первый гнев королевы обрушился на Лейстера.
Леди Анна позвала фрейлин, заведовавших гардеробом королевы, и камер-фрейлин. Все поспешили к исполнению своих обязанностей. Леди Анна выбрала любимое платье Елизаветы. Через пять минут королева уже была занята большим туалетом, но для кого собственно — этого она не знала и сама. Но если бы эта всемогущая государыня догадалась сейчас, что служит просто марионеткой в ловких руках своего первого министра, ему пришлось бы плохо..
Через некоторое время Бэрлей снова подошел к леди Анне с немым вопросом. Та сразу поняла его.
— Ее величество занята туалетом, — ответила она.
Ласковая улыбка и новый поцелуй ее руки были наградой министра послушанию обер-гофмейстерины.
— Дайте мне знать, когда государыня окончит свой туалет, — сказал он.
— Слушаю-с, милорд, — ответила леди Анна.
Бэрлей вернулся обратно в кабинет, где он обыкновенно работал во время своих занятий во дворце. Вскоре ему дали знать, что туалет окончен, и он отправился к королеве.
Слезы облегчают горе женщины, но в еще большей степени заботы о собственной наружности могут облегчить ее страдания. Теперь в Елизавете проснулось прежнее кокетство, и казалось, что она забыла обо всем на свете, кроме наряда и украшений.
Королева сидела посреди своей гардеробной в кресле. Перед ней, по бокам и сзади стояли венецианские зеркала выше человеческого роста, и около нее хлопотали парикмахерши да камер-фрейлина, старавшаяся половчее укрепить какое-то бриллиантовое украшение.
Бэрлей так и застыл, словно окаменев, у порога. Елизавета поняла своего министра и улыбнулась. Она выслала из комнаты своих дам и, улыбаясь, спросила Бэрлея:
— С чем вы явились, милорд?
— Ваше величество, я даже забыл, зачем явился к вам, — ответил Бэрлей, весь погруженный в восхищенное созерцание. — Я благословляю небо, что мои глаза удостоились видеть вас в присущем вам блеске, красоте и величественности, что весь ваш вид говорит о лживости уверений ваших врагов!
— В чем дело? — Елизавета поспешно встала и скользнула в находившийся по соседству рабочий кабинет. Бэрлей последовал за ней. — Говорите!
— Злобная зависть и подлое недоброжелательство врагов Англии заставляют их распространять за границей слухи, будто над лондонским двором веет призрак смерти…
— Ого! — в гневе воскликнула королева.
— Врага государства и религии, — продолжал Бэрлей, — уже торжествуют, что в Англии естественным путем произойдет перемена царствования…
— Довольно! — крикнула Елизавета, и ее щеки покраснели даже под слоем белил и румян. — Все остальное я уже поняла! Лорд Дэдлей прав, в известном отношении он обладает огромным тактом…
Бэрлей насмешливо улыбнулся.
— Но хорошо же, — продолжала Елизавета. — Теперь я снова покажу себя! Мы устроим несколько праздников. Я докажу всему свету, что никакие государственные заботы не могут слишком тяжело придавить мне плечи! Что вы посоветуете?
— Погода очень хороша, ваше величество. Прикажите устроить большую охоту. При этом мы не только докажем, что наш двор полон жизни, но и ваша особа явится во всем своем лучезарном величии. Сплетни в народе будут опровергнуты, издевательства и злобные надежды заграничных недругов исчезнут сами собой и все их оскорбительные расчеты разлетятся прахом!
— Вы правы! Завтра же пусть будет устроена большая охота. У вас есть что-нибудь для меня?
Бэрлей сделал ряд незначительных докладов, с которыми было скоро покончено, и ушел от королевы, довольный успехом своего плана.
Елизавета подозвала дежурную камер-фрейлину и приказала:
— Если лорд Лейстер еще в Гринвиче, то позовите его сюда!
Камер-фрейлина ушла.
Лейстер, сейчас же явившийся по переданному ему приказанию, был очень поражен переменой во внешнем виде королевы, но затаил в себе это изумление и стоял у порога с низким поклоном, ожидая приказаний Елизаветы.