С возрастом Мок вставал все раньше. Быть может, причиной этому было, что он уже не вел столь интенсивной ночной жизни, как, скажем, года два-три тому назад? После усиленных уговоров врачей он пил уже меньше спиртного и очень редко бывал в салоне мадам ле Гёф в "Маленьком замке над Вислой", в Опперау под Вроцлавом, где когда-то по пятницам всегда находил удовольствие в объятиях двух девушек одновременно. Теперь, если и заглядывал туда, то, возможно, раза три в год, и частенько уходил оттуда, так и не воспользовавшись дамскими прелестями. Вызвано это было, в большей степени, не столько ослаблением его потребностей и жизненных побуждений, сколько чувством чуждости в этом эксклюзивном заведении. Когда-то, когда он был важным функционером в уголовной полиции, его там сердечно приветствовали, а молодые дамы, на которых падал его выбор, весьма серьезно подходили к исполнению собственных обязанностей, при этом делая Моку постоянные комплименты и восхищаясь его личной культурой и прекрасными манерами. Он же, помимо профессиональной компетенции, требовал от девиц только одного — умения играть в шахматы, поскольку эта игра постоянно предшествовала его эротическим эксцессам в "Маленьком замке". От мадам же Мок ожидал только умения хранить тайну и резервирования для него в пятничные вечера удобного номера, где он мог есть, пить, играть в шахматы и забывать обо всем на свете в объятиях жриц Иштар. К сожалению, все поменялось в тот самый момент, когда он дезертировал из уголовной полиции в абвер. Мадам ле Гёф, поняв, что Мок теперь уже не столь могущественный человек, что он не способен, как раньше, сделать очень многое, перестала быть услужливой и милой, наиболее красивые девушки теперь предназначались для высших офицеров СС, а мужскую силу капитана ну никак не подпитывали скрытые в стенах окуляры, о которых он прекрасно знал, и которые не раз и не два позволяли ему, когда работал в полиции, того или иного типа схватить в тиски шантажа. В связи с этим, Мок решил отказаться от услуг мадам. Не было у него и никакой постоянной любовницы, поскольку в последнее время, как правило, попадал на женщин, паршивое притворство в деле изображения любовной страсти было ждя него очевидно с первого же мгновения. Не был Мок и идеалистом, и он не верил, будто бы какая-нибудь девица лет двадцати — тридцати с хвостиком лет влюбится в него, то есть — по словам Платона — в мужчину, стоящего на пороге старости, но определенная игра кажущихся страстей ему нравилась. То есть, Мок уже не вел столь исчерпывающей силы ночной жизни, как еще до недавних пор, а его утренние часы все реже были заправлены похмельем. Теперь он каждый день вставал в шесть утра, прогуливался с любимым Аргосом по берегу старинного крепостного рва, покупал "
Шеф гестапо в Бреслау, человек непьющий и вегетарианец, криминальдиректор Эрих Краус, и не знал, что в Моке произошла такая перемена. Назначая встречу на семь утра, не консультируясь относительно срока с фон Харденбургом, он желал унизить Мока, которого откровенно, и с полной взаимностью, ненавидел. Но, вместо похмельного типа с глазами в кровавых прожилках, толстеющего денди, еще пахнущего дымом сигар и духами бесчисленных любовниц, он видел перед собой здорового мужчину с приличным, хотя и не преувеличено большим весом, пахнущего морозом, ветром и дорогим одеколоном.
— Только попрошу не сбивать пепел с папиросы в горшок с пальмой, — дискант Крауса сделался еще тоньше.
— Прошу прощения герр штурмбанфюрер, — издевательски усмехнулся Мок, зная, что одним камнем убивает двух птичек. — Но у вас ведь нет пепельницы.
Краус не позволил себя спровоцировать применением со стороны Мока его звания в СС вместо официального полицейского "герр криминальдиректор". Он прекрасно понимал, что никогда не привьет этого обычая у старого, упрямого полицейском, для которого чем-то непонятным и позорящим было то, чтобы политическая полиция использовала титулы полиции уголовной. Другой удар — курение папиросы вопреки четкому запрету, висящему на стене кабинета — был направлен метко.
— Тогда попрошу вас погасить этот вонючий окурок! — взвизгнул Краус.
— Слушаюсь, — ответил Мок и сунул папиросу в землю, заполняющую горшок большой пальмы.
Краус заложил руки за спину и, уже явно успокоившись, прошелся по кабинету. Неожиданно он развернулся на месте и, чуть расставив ноги, остановился перед Моком.
— Как там сотрудничество с криминаль-обер-секретарем Сойффертом?
— Вы меня вызвали только лишь для того, чтобы спросить про вашего Сойфферта?
— А как пошло сотрудничество с полицай-президиумом в Лемберге
[44]? — от уха до уха расплылся в усмешке Краус.— Вы же знаете, герр штурмбанфюрер. В сотрудничестве мне отказали.