Голова Олоферна (сборник)

Он так и сделал. Ему в первый раз за многие годы стало необычайно легко на душе, и вера в то, что теперь так будет всегда, крепла в нем. Начиная с сегодняшнего дня, ничего не нужно было планировать, в чем-то себя удерживать и урезать, оставалось только одно – жить и жить спокойно и радостно. Можно было, например, отправиться куда-нибудь на юга, потягивать молодое вино, купаться в море, ходить по горам и любить заезжих женщин. Или прикупить дачу с огородом и копаться на грядках… Или заняться охотой… рыбалкой… Завести сеттера, назвать его, к примеру, Портосом или Атосом, и в высоких сапожищах разгуливать по болотам. Чем не душеисцеляющее занятие? Столько возможностей для приятного времяпровождения!

Умиротворенная улыбка то и дело появлялась на лице Сергея Юрьевича, и сигарета казалась сладкой.

Но раздался телефонный звонок.

– Алло, Серега? Это Ковалев! – донесся голос из трубки.

– Что там еще?! – по привычке недовольно отозвался Успенский.

– Да знаешь, – неуверенно принялся объяснять Ковалев, – ты только за порог, а к нам дельце тут накапало странное. Глухарем попахивает. Кругом один молодняк. Пронин, тоже вот, заявление притаранил…

– А он-то что?

– Да хрен его разберет! Тоже, мать его, как и ты, говорит, старый, больной, почки-мочеточки… Вот такие дела…

– Ну и что ж ты хочешь? – спросил Успенский.

– Да что я хочу?! – разразился громом Ковалев. – Стольник до аванса хочу, твою мать! Как будто неясно!

– Хорошо, – вздохнув, сказал Сергей Юрьевич. – Сейчас приду.

Когда Успенский открыл дверь кабинета Ковалева, тот сидел за своим обшарпанным столом, низко опустив голову и зажав между пальцами тлеющую сигарету.

– Ну, что, сукины дети, не можется вам без старого прожженного сыскаря Успенского? – с ехидцей сказал Сергей Юрьевич.

– Да где уж нам, толстым, маленьким и с грыжей! – встрепенулся Ковалев. – Садись, Шерлок Холмс ты наш незаменимый. Вот уж не ожидал, что так выйдет.

– Да ладно тебе, Анатольич… Давай, выкладывай…

Ковалев подался к Успенскому:

– В общем, Серый, слушай и вникай! Это, кстати, в твоем районе, тебе удобней работать будет. Энгельса, четырнадцать, квартира пятьдесят восемь. Двойное убийство. Первый жмурик – Анучин Валентин Сергеевич, хозяин квартиры, второй – Кашкин Павел Евсеевич, скорее всего, его друг-собутыльник. Проживает, вернее, проживал в этом же доме, только в пятьдесят шестой квартире. Оба найдены мертвыми в пятьдесят восьмой. Время смерти около двух часов ночи, ну, плюс-минус там… Свидетелей пока нет, да и вряд ли появятся, потому как народец в этом доме, в основном, пожилой и пугливый.

– Как убиты? – спросил Успенский.

Ковалев вытер несуществующий пот с рыхлого мясистого лба:

– В том-то все и дело, замочены как-то странно. Было два выстрела из «макарыча», причем оба – в голову. Мало того, прямо в висок, тому и другому. Но потом, и это самое забавное, чуваку зачем-то понадобилось огреть своих жмуриков полутораметровым ломом. И то, что это было после, а не до, экспертиза показала точно… В этом смысле можешь не сомневаться. Ну, вот… Следов никаких, странно даже. Такое впечатление, что убийца – сумасшедший профессионал. Больше, Серый, тебя ничем порадовать не могу…

– Ну, ты мне хоть отдышаться дашь немного, начальник? Дня два, три… – Успенский задумчиво улыбнулся. – Я тут уже о море и женщинах успел помечтать, м-да…

– Серый, какой я тебе, в пень, теперь начальник? Дыши! Но, сам понимаешь, рассусоливать особо некогда… Сегодня точно можешь догулять…

И Успенский день догулял. Без особой радости, конечно, но и без излишней печали.

Так называемое дело с двумя неизвестными, ему, по правде сказать, не представлялось чем-то из ряда вон выходящим. К тому же, он хорошо знал Ковалева, имевшего неискоренимую дурацкую привычку паниковать не по делу. Единственное, что заинтриговало Сергея Юрьевича, это место преступления, да и не то чтобы заинтриговало, а вызвало давно погасший мальчишеский интерес. В доме, где произошло убийство, некогда проживала его первая школьная любовь Верочка Сотникова, девочка в свое время ладная и умная. Наверняка, за столько лет все изменилось и, скорее всего, ее адрес теперь иной, но все же этот дом сулил следователю Успенскому приятные ностальгические воспоминания.

Следующим ранним утром он уже ковырялся вместе с безусым младшим лейтенантом Кравцовым в злополучной квартире на улице Энгельса. Все оказалось в точности, как рассказывал Ковалев, и оптимизма у Успенского не вызвало. Ему продемонстрировали две стреляные гильзы и чертов лом, но дураку было ясно, что весь этот «праздничный набор» имеет грошовую цену. Были, правда, еще две пустые бутылки из-под «левой» водки, да пара граненых стаканов, но и от них толку было мало. Успенский для порядка еще раз опросил испуганных соседей, которые, разумеется, в два часа ночи крепко спали, затем опять осмотрел начертанные мелом силуэты убитых и, сказав самому себе «довольно», направился к Ковалеву.