Голова, полная призраков

– Тогда давай восстановим хронологию событий. Исходя из данных, которые у меня есть, шоу начали снимать менее чем через месяц после той ночи, когда ты застала Марджори в комнате у родителей. Расскажешь, что происходило у вас дома между этими двумя моментами?

– Ничего особого и не происходило. Помню, Марджори провела в больнице примерно недели две. Чтобы, как выразилась мама, отдохнуть. Может показаться странным, но мой мир стал страшным местом, ну по крайней мере, более страшным местом, в отсутствие Марджори. Сейчас мне кажется, что мама весьма вероятно мучилась депрессией. Она стала курить дома вместо того, чтобы выходить на улицу. Она много пила, в основном вино, и плакала в одиночестве на кухне. Как-то раз она сидела посреди клубов серого облака и то поднимала голову, вызывающе пуская кольца дыма вверх, то уходила в себя. Я боялась заговорить с ней, попытаться успокоить ее. Она даже не смотрела на меня, когда я приходила на кухню перекусить или попить. Насколько помню, папа дома практически не бывал, пока Марджори оставалась в больнице. Когда же он был дома, они ссорились с мамой по поводу того, сколько еще будет Марджори лежать в больнице и как они смогут оплатить эти расходы. Но по большей части они спорили о том, стоит ли дать отцу Уондерли шанс помочь.

– Говорили ли они о том, чтобы сдать Марджори профильным структурам? Беспокоились они, что за вас возьмутся власти?

– Таких разговоров я не припоминаю. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что Марджори по большей части вела себя с психиатром и медперсоналом как самая обычная угрюмая девушка-подросток. По крайней мере, так мне объяснила Марджори, когда я спросила ее насчет визитов к психиатру. В любом случае я уже не могла выносить ссоры родителей и прекратила шпионить за ними. Через пару дней отсутствия Марджори я в принципе старалась держаться подальше от мамы и папы. Папа все пытался благословить меня и заставить меня молиться с ним. Как только я чувствовала у себя на макушке его тяжеленную ручищу, я сразу же убегала и пряталась. Когда Марджори наконец-то вернулась домой, пришел мой черед уехать. Меня отвезли к папиной сестре, тетушке Эрин. Я пожила у нее неделю, а может и дольше. Время я проводила, делая домашние задания, играя с ее собакой Нико и рыдая в подушку перед сном. Эрин отводила меня в школу. На Хэллоуин она вместе со мной ходила по домам соседей за сластями. Я нарядилась как зомби-футболистка. Желая продемонстрировать оригинальность, вместо восклицаний о мозгах я выкрикивала «Гол!». Помню, я сказала Эрин, что у ее соседей лучше конфеты, чем у наших. Я просто старалась сделать ей приятное.

В тот день, когда мама привезла меня обратно домой, Марджори была у себя в комнате на втором этаже. отец Уондерли и еще один священник помладше, отец Гевин, находились в гостиной. Отец Уондерли одарил меня кривой ухмылкой и слабеньким рукопожатием (будто бы держишь птичку за перышко). Отец Гевин мне просто помахал смущенно, как мальчишка, испугавшийся, что подхватит какую-нибудь заразу у девчонок. Отец Гевин был низенький и пухлый. На затылке у него была бурная растительность. Потом, насколько я помню, меня выпихнули на кухню. Родители рассказали мне о планах съемок телешоу. Папа был воодушевлен, даже перевозбужден. Он расхаживал по комнате. Все его предложения заканчивались многократными «Аллилуйя». Мама пыталась быть убедительной, но она по-прежнему не могла на меня смотреть.

– И это все? Все произошло так быстро?

– Я была совсем ребенком. Какими-то подробностями они со мной не делились. Я уверена, что в моей памяти есть пробелы. Я помню, как мне сообщили, что о нас будут снимать телешоу. Что эти же люди помогут Марджори вылечиться, а заодно окажут содействие и всем нам. Папа сказал, что телешоу станет новой работой для нашей семьи и что нам хорошо за нее заплатят. Мама сказала, что во всех комнатах будут камеры, что за мной могут ходить люди, которые будут задавать мне вопросы, и что я должна сразу же сказать ей, если кто-нибудь из них меня испугает.

– С учетом тех отрывочных сведений, которые мне были известны, и того, что ты мне успела рассказать, меня удивляет, что твоя мама не особенно сопротивлялась затее с телешоу.

– Думаю, идея ей совсем не нравилась. Это видно из телешоу и интервью с ней, не находишь? Я вообще не знаю, когда и как они пришли к решению подписать договор с продюсерами. Меня не было чуть больше недели. Возможно, папа взял ее измором и вынудил подписать договор. Мама, очевидно, не была таким же, как папа, приверженцем идеи возвращения к вере. Но, может быть, и она увидела свет или, вопреки своему внутреннему протесту, где-то глубоко в душе верила, что они смогут помочь Марджори. Возможно, она стыдилась своей веры. А может быть это был холодный расчет и прагматизм. Деньги. Мы были на грани финансового краха, и тут подвернулись продюсеры с предложением, от которого она не могла отказаться. Я не знаю. Ты с таким же успехом, как и я, можешь строить догадки о том, почему моя мама повела себя именно так.

– Искренне сомневаюсь в этом, Мерри.