Голова профессора Доуэля

Гузик умел так глубоко внутренне сосредоточиваться, что забывал обо всём окружающем.

– Идём обедать, что ли! – сказал Ванюшка.

– Да, да… – ответил Гузик и, переведя взгляд прозрачных глаз с неведомых мировых высот на динамо, опять уселся на корточки и начал возиться у машины.

– Микола-чудотворец! – закричал вдруг Ванюшка и начал трясти Гузика за плечи. – Довольно! Айда в столовую! – И он потащил своего учёного друга. – Макар Иваныч, обедать! – крикнул он мимоходом Конобееву.

В столовой уже сидел Волков. Пунь подавала па стол. К

общему удивлению, Цзи Цзы не пожаловал к обеду.

– Где Кые Ца? – спросил Волков Пунь.

– Цолт зял (чёрт взял), – ответила она. – И пусть!

Гузик мог не есть целыми днями. Но, усевшись за стол и глубоко задумавшись, он ухитрялся незаметно для себя съедать и больше, чем надо. Однажды он один съел большую сковороду печёнки, приготовленной для всех. Теперь молодой изобретатель принялся за соус, сделанный из морской капусты, и поглощал его с большим аппетитом, пронизывая Конобеева невидящим взглядом.

– А ну-ка, дай попробовать! – сказал Ванюшка, пододвигая к себе соусник и накладывая на тарелку.

Соус был очень вкусный и питательный, но Ванюшка недовольно повёл носом.

– Не то! – сказал он, вздохнув.

– Непривычка и больше ничего, – возразил Волков, –

морская капуста вкуснее земной и гораздо питательнее.

Когда ты привыкнешь, то не захочешь другой. И я уверен, что морская капуста скоро будет таким же необходимым блюдом за каждым столом, как картошка. Ведь картофель вначале тоже не хотели и даже боялись есть. Саранча, муравьи, ласточкины гнёзда кажутся тебе омерзительными, а между тем у многих племён кушанья эти являются самым лакомым блюдом.

Ванюшка даже кулаком ударил себя по груди.

– Семён Алексеевич! Чувствую, понимаю! Если бы не понимал, то и на дно бы не полез. Ради чего я полез? Ради этой самой морской капусты полез. Но только, Семён

Алексеевич, не привык я ещё. Вот Марфа Захаровна недавно угощала нас щами. Натуральными. Ах, невозможно забыть, Семён Алексеевич! Красота! – И вдруг, хлопнув

Конобеева по спине, Ванюшка воскликнул: – Макар Иваныч, помнишь? Нет, как хочешь, а Марфу Захаровну мы сюда доставим. Если под водой у нас щами запахнет, совсем другой океан будет. Красота! Только как, Макар

Иваныч? На какой бы крючок, на какую приманку нам эту рыбку поймать – Марфу Захаровну то есть?

Конобеев вздохнул и даже ложку отложил в сторону.

– Не сделано ещё такого крючка, на который можно было бы таких самостоятельных старух ловить, – отвечал он. – Греха боится по глупости бабской. Староверка она у меня.

– А ты тоже старовер? – спросил Ванюшка.

– Был, да весь вышел, однако! – ответил Конобеев. –

Темность.

Макар Иванович о чём-то глубоко задумался, потом, не окончив обеда, поднялся из-за стола и вышел.

– Скучает! – тихо сказал Ванюшка, кивнув вслед Конобееву. – Эх ты, крученье-мученье с этим полом, с длинным подолом.

А Конобеев прошёл в свою комнату, хмурый, озабоченный. Его густые брови, усы и борода топорщились и беспрерывно шевелились. Он надел водолазный костюм.

Старику хотелось на берег, но на глаза Марфе Захаровне он не решался показываться. И он отправился далеко на юг, на разведки. Эти разведки Конобеев очень любил. Потом он докладывал обо всём виденном под водой Волкову: где какая почва, где растут водоросли, где они не растут, но расти могут.

Конобеев пробродил целый день, вернулся поздно ночью, улёгся на полу – он не любил спать на кровати – и начал так ворочаться и вздыхать, что разбудил Гузика.

– Чего вы ворочаетесь, Макар Иванович? – спросил его

Микола.

– К непогоде. Тайфун будет, – отвечал Конобеев. –

Всегда чую!

Но не одно приближение тайфуна заставило его ворочаться и вздыхать по-слоновьи. Ему было жалко старуху, Марфу Захаровну, которая в эту ночь ворочается одна в китайской фанзе под елью. Ель шумит, дверь скрипит, собака воет, а она одна…

Жалко старуху, но и бросить воду он не может. Нет, никак не может! Да и как бросить налаженное дело, шутка ли? Макар Иванович начал вспоминать свою жизнь вплоть до того момента, как он встретился с Волковым.

4. ПОДВОДНЫЙ СОВХОЗ

Конобеев родился и вырос в Приморье. Отец его был зверолов. И Макар Иванович ещё десятилетним мальчишкой уже ходил с отцом на медведя. Сколько он их потом уложил на своём веку, выходя на зверя «один на один»!

Но не в пример отцу, который был настоящим «лесным человеком», у Макара Ивановича была общественная жилка. Ещё в старое время, до революции, он пытался организовать артель охотников и рыболовов. Но из этого ничего не вышло. Конобеев доверчиво роздал членам артели деньги, которые скопил, продавая пушнину; его обманули, ушли с деньгами и не вернулись.