Голова путешественника. Минута на убийство

– Да. А еще из-за ревности к Чарльзу. Это чувство они, конечно, разделяли.

– Ревность?

– Думаю, именно ревность. Они оба были в странных отношениях с Алисой. Брат-близнец стал в своем роде самой большой любовью ее жизни. Думается, эта тесная связь и была причиной ее неудачного брака. Если бы вы вчера вечером видели Чарльза и Джимми, вы бы согласились со мной. Вечер превратился в неприкрытую демонстрацию взаимной неприязни. Ревность, которую они долго сдерживали, выплеснулась теперь через край. Чарльз набрасывался на Джимми с такой яростью только из ревности, и я не думаю, что Джимми попытался бы превратить Чарльза в козла отпущения, если бы ревность не усугубила его чувства самосохранения.

– Вы так и не рассказали в подробностях, что же произошло за ужином.

– Думаю, Нита интуитивно догадывалась об этой ревности, – продолжил Найджел. – Как она кокетничала с Чарльзом в присутствии Джимми, когда Чарльз пришел в министерство! И еще раньше, когда она сказала: «Джимми старается казаться кровожадным, но у него это плохо получается». Она пыталась себя убедить, что ссора, происшедшая накануне между ней и Джимми, ничего не значит, что Джимми никогда не ожесточится против нее и не отдаст ее Чарльзу. Убежден, она надеялась, что ее кокетство с Чарльзом подхлестнет ревность Джимми и он поймет, как будет велика его потеря, если он откажется от нее. Это был ее последний – и неудачный – удар.

– А ужин? – еще раз спросил Блаунт. – У вас, я смотрю, нет особой охоты о нем рассказывать. – Его глаза холодно блеснули. – Он прошел немного не так, как вы хотели, а? Они оба отбились от рук?

– Черт побери, вы не ошиблись. Задача, прямо скажем, мне оказалась не по зубам, и… Но лучше начну сначала. Как вы знаете, утром я заехал к ним, а потом позавтракал с Чарльзом. У меня была одна цель: посеять семена раздора. Я был более чем уверен, что Джимми – тот, кого мы ищем, что Чарльз знает намного больше, чем сообщил нам, что Алиса не уверена в невиновности мужа. Но Чарльз и Джимми по разным причинам, казалось, решили скрывать все до конца. Мне пришлось расшевелить их. С самой Алисой я испробовал линию, по которой вы разрабатывали в первую очередь Чарльза. Из разговора с ней я вынес отчетливое впечатление, что она подозревает мужа даже больше, чем Чарльза. Она, несомненно, защищала брата – и не только потому, что смерть Ниты нисколько не сблизила ее с мужем; скорее, пропасть между ними стала еще глубже.

Я сказал ей об этом, и ее реакция камня на камне не оставила от тревожившей меня мысли, что она могла убить Ниту сама. Я поговорил с Джимми сразу после разговора с Алисой. В тот момент мне не удалось узнать у него ничего нового. Но из равновесия я его вывел. Он стал нервничать – и за себя, и за Алису. Я с достаточной определенностью дал ему понять, что существуют серьезные подозрения в отношении его, в отношении Алисы и в отношении Алисы и Чарльза как сообщников. Потом я оставил его все это переваривать. Я считал: он должен будет что-то предпринять, либо в свою защиту, либо в защиту Алисы. Он был бы не прочь, чтобы вместо него покарали Чарльза, но Алиса – дело другое. Затем пришла очередь Чарльза. Первое, что я извлек из моей беседы с ним: он разгадал метод отравления, но все еще недоговаривает чего-то.

– Вот чего: капсула, которую он принес с собой в министерство, была безвредной.