Голова путешественника. Минута на убийство

– Да, – непослушными губами прошептала она наконец. – Это вполне могло быть. Но…

– Вот и все, что я хочу знать. Нет, не спрашивайте меня ни о чем. Расскажите лучше про свои приключения. Думаю, это было отчаянное предприятие. Или просто веселое?

– Я на все пойду ради Роберта.

Рассказ Мары был краток. Вернувшись на моторке в Ферри-Лейси после разговора с Найджелом, она посчитала, что было бы несправедливо скрыть их беседу от Реннела. Чуть позже она слышала, как отец позвонил суперинтенданту Блаунту и сказал, что хочет сделать заявление. Теперь, когда Реннел понял, что полиция уже знает об истории Мары и Освальда и о том, что Освальд в ту ночь заходил в амбар, Мара опасалась, что он будет пытаться свалить вину еще на кого-нибудь. Тогда-то они с Лайонелом придумали, что он скажет Блаунту, а потом решили воспользоваться этим случаем, чтобы переключить внимание полиции на Лайонела. Ни тот, ни другая, как, возможно, слишком настойчиво подчеркивала Мара, никогда и в мыслях не допускали, что Роберт может быть преступником. Но они понимали, что в отношении него существуют серьезные подозрения. И Лайонелу пришло в голову, что если бы он смог хотя бы на какое-то время отвлечь внимание полицейских на себя, они перестали бы беспокоить отца, который таким образом получил бы возможность в более или менее спокойной обстановке закончить, ни на что не отвлекаясь, свою поэму.

Мара теперь понимала, что эта идея была наивной, а план – совершенно детским. Как бы там ни было, но Лайонел подбил ее принять участие в его осуществлении, тем более что долго уговаривать не пришлось: их вновь обретенная любовь превращала все, что они делали вместе, в захватывающую и невинную игру. Мара предпочла бы следовать за Лайонелом до конца, спать в канавах и стогах сена, делить с ним все радости цыганской жизни и все опасности, которые могут выпасть на долю сбежавших влюбленных. Но Лайонел решительно настаивал на необходимости разделиться – это давало ему больше свободы действий и, соответственно, позволяло выиграть больше времени для Роберта. В конце концов они договорились, что если дело дойдет до побега, одну ночь они проведут в Фоксхолвуде, а на рассвете Мара отправится пешком в Хинтон-Лейси и попросит Пола Уиллингхэма спрятать ее. Если он откажется или ее присутствие на ферме будет обнаружено, все равно Лайонел останется на свободе, так что большой беды в этом не будет.

Лайонел витал в облаках, он пребывал в эйфории и совершенно не задумывался о том, какие последствия может повлечь за собой эта затея для Мары, для него самого и для Пола.

Но Мара была девушкой более рассудительной. Придя на ферму, она сочинила для Пола Уиллингхэма трогательную историю: якобы отец угрожал избить ее, узнав, что она собирается выйти за Лайонела, и она, боясь, что он запрет ее в амбаре, убежала от него и умоляет Пола спрятать ее до тех пор, пока Лайонел не приедет за ней с разрешением на брак. Поверил ли Пол Уиллингхэм в эту романтическую брехню или только притворился – было не важно: так или иначе она позволяла ему прикинуться невинной овцой, если полиция обнаружит присутствие Мары на ферме. Вышло так, что Пола не было на ферме, когда туда заехал инспектор Гейтс с расспросами о мисс Торренс, а приходящая работница, живущая в деревне, ни сном ни духом не ведала о Маре, так как комната для гостей днем запиралась, и потому абсолютно искренне заверила Гейтса, что девушку не видела.

Выслушав рассказ Мары, Найджел спустился вниз. Блаунт собирался уезжать и попросил Найджела проводить его до Хинтон-Лейси. Сержанта Бауэра оставили присматривать за обитателями Плаш-Мидоу. По дороге суперинтендант был крайне неразговорчив. Они остановились у телефона-автомата, и Блаунт несколько минут с кем-то разговаривал. Наконец они остались одни в комнате Блаунта в «Лейси-армз».

– Ну, как дела? – спросил Найджел.

– Я попросил Гейтса сменить Бауэра, и как можно скорее. Он сообщит газетчикам, что полиция намерена в ближайшее время произвести арест.

– Да ведь вы же не можете арестовать Роберта Ситона на основании тех улик, которыми располагаете! У вас ведь почти ничего нет.

Блаунт задумчиво посмотрел на друга.

– Насколько мы знаем, пока у него самый сильный мотив – этого, надеюсь, вы не будете отрицать?

– У Роберта был самый сильный мотив убить Освальда, – медленно проговорил Найджел, – но у него был еще более сильный мотив не убивать его.

– Ох, я уже слишком стар, чтобы разгадывать эти ваши парадоксы, – сказал, помолчав, Блаунт, поскольку Найджел, по-видимому, не собирался развивать свою мысль. – Я так думаю, что юный Ситон даст о себе знать, как только прочитает в завтрашних газетах о готовящемся аресте.

– Он примчится как ошпаренный. Вот что он сделает.

– Гм. M-м. М-да.

В тоне, каким Блаунт произнес эти звуки, было нечто такое, что заставило Найджела посмотреть на него с подозрением.

– Когда вы начинаете изъясняться на своем ужасном туземном жаргоне, я всегда знаю, что вы что-то скрываете. Давайте выкладывайте!