Голова путешественника

– Для своих нескольких столетий вы выглядите необычайно свежо, Джанет, – усмехнулся Пол.

Миссис Ситон вспыхнула, как школьница, но вовсе не оттого, что рассердилась: она относилась к той категории женщин, которым нравится, когда над ними подтрунивают представительные мужчины.

– Не говорите глупости, Пол. Я как раз собиралась сказать мистеру Стрейнджуэйзу, что двум этим деревушкам дала имя моя семья. Наш предок Фрэнсис де Лейси получил это поместье от Вильгельма Завоевателя.

– И тогда вы вступили в брак со своим домом и с тех пор живете-поживаете без забот и в полном довольстве, – сказал Пол.

Эта реплика, мне абсолютно ни о чем не говорящая, почему-то пришлась не по вкусу Джанет Ситон, и она отвернулась от Пола.

– Во время ленча поэт присоединится к нам: он всегда работает по утрам, – уже другим, вибрирующим тоном обратилась она ко мне, выделив голосом особенно важные для нее слова.

Эта фраза могла быть шутливой, могла быть и ласковой – как посмотреть; но мне от нее почему-то стало не по себе. Настолько, что я до неприличия резко вернул разговор к прежней теме.

– Значит, дом принадлежит вам? – спросил я.

– Он принадлежит нам обоим. Отец Роберта купил его у моего отца, а потом Роберт унаследовал его. Старый мистер Ситон переименовал его в Плаш-Мидоу, но все в округе продолжают называть его Лейси… Мистер Стрейнджуэйз, вы не интересуетесь эмалью Баттерси? Вон в том шкафчике есть несколько неплохих вещиц.

Я сказал, что интересуюсь, – хотя деловые отношения между Ситонами и Лейси занимали меня намного больше. Миссис Ситон отперла шкафчик и извлекла оттуда изящную пудреницу. Она подержала ее секунду в своих больших, с узловатыми суставами пальцах и затем вложила мне в руки. Рассматривая пудреницу, я почти физически почувствовал на себе взгляд хозяйки дома – как будто на меня пахнуло жаром пылающего горна. Я поднял на нее глаза. На лице у нее было какое-то особенное выражение. Смогу ли я описать его? Сияющая самодовольством улыбка молодой матери, которая глядит на своего первенца, лежащего на руках у друга; плюс сдержанное беспокойство (а вдруг он уронит мое дитя?); плюс что-то еще, что-то неуловимое, умоляющее, почти жалобное. Когда я отдал ей пудреницу, она вздохнула и на мгновение застыла, словно у нее перехватило дыхание.

– О, наша всепоглощающая страсть! Снова хвастаемся своими сокровищами? – раздался от двери приятный негромкий голос.

На пороге стоял молодой человек, держа за руку очаровательную девочку, встряхивавшую соломенными волосами. Оба улыбались.

– А вот это, мистер Стрейнджуэйз, мои самые редкостные экспонаты. Лайонел и Ванесса – они приехали на каникулы. Идите сюда, дети, дайте-ка вами похвастаться, – улыбнулась миссис Ситон.

Мы пожали друг другу руки. Вблизи Лайонел Ситон выглядел старше – много старше своих лет. Пол рассказал мне потом, что он воевал, один из немногих оставшихся в живых защитников Арнхема, вся грудь в медалях. Но откуда у них с Ванессой такая внешность, на кого они похожи? Любопытно. Наверняка Джанет Ситон тут ни при чем.

– Мы были на реке, катались на надувной лодке, – сообщила мне юная леди. – Лайонел ну совершенно сумасшедший! Мы пытались подстрелить водяную курочку из его духового пистолета. И что в результате? А ничего, курочка цела и невредима, а у нас чуть задницы не отвалились от холода.

– Ванесса! – воскликнула миссис Ситон. – Мистер Стрейнджуэйз, вы должны извинить детей за их ужасные манеры. Их очень плохо воспитывали.

Она произнесла эти слова как бы вскользь, между прочим, но Ванесса скорчила гримасу и сразу стала серенькой и незаметной, как будто зашло золотившее ее солнце.

– Мы не имели счастья получить воспитание у Джанет. Понимаете, она наша приемная мать.

Возникшую неловкость сгладил Лайонел Ситон, пустившийся в пространные объяснения о том, что поскольку человек, который плывет на надувной лодке, должен сидеть на полу, а пол лодки находится ниже уровня воды, а вода холодная, – следовательно, плывущий в лодке неизбежно замерзнет, а точнее, замерзнет его задница… и т, д., и т, п. Он добавил что-то вроде того, что ему очень повезло и он не был одним из тех летчиков, которым пришлось провести порядочную часть войны, плавая по океану в резиновых лодках.

Хороший паренек. И держится неприступно, как часто бывает у детей, чьи родители отличаются от других гениальностью или «сильным» характером.

На вид Ванессе лет четырнадцать, а на самом деле, может, и меньше. Она боготворит брата-героя, а тот находит ее ужасно забавной, относится к ней покровительственно и ласково и рядом с ней молодеет лет на десять. А девочке и невдомек, что одним своим присутствием она исцеляет оставшиеся у него с войны раны.

Но вот миссис Ситон подняла палец. Ее голос снова чуть задрожал, как будто вышколенный дворецкий легонько Ударил в гонг, приглашая домочадцев к столу.

– Мне кажется, я слышу – к нам спускается поэт. Да, вот и он, собственной персоной.