Голова самца богомола

– Да, правда? – она улыбнулась с таким облегчением, что мне на долю доли секунды что-то почувствовалось, что-то вроде сожаления. – Я так нервничала. Ты уехал, я сделала тест. И смотрю на эти две полоски. И реву. И я не знала, как ты отреагируешь. И мы ещё ссорились в последнее время. Но я люблю тебя. Я хочу от тебя ребёнка. – Говорит быстро, слова спотыкаются друг о друга, теряют строй.

– Я так волновалась. Инга звонила, ну, помнишь, подруга моя новая из фитнес-клуба, я как-то говорила о ней уже. Я ей рассказала, не удержалась. Что ты счастлив, сказала, что всё у нас хорошо, ну, понимаешь, мне так захотелось. А потом испугалась – а вдруг нет? Она приедет сегодня в гости ко мне, скоро уже, так что поеду домой сейчас.

Что на ужин купить? Хочешь, суп твой любимый сварю? А хочешь – гуляш? Или давай вечером пиццу закажем. Хочется как-то отметить, ну, по-домашнему. Инга ненадолго заедет, я ей обещала костюм продать, ну, ты всё равно не поймёшь какой, английский, серый, он мне мал немного, а теперь я уже точно не похудею в ближайшее время.

Усмехается неуверенно, неуверенно-светло, светло-счастливо. Она мечтала об этом, наверное. Я не знал. Не думал. Не хотел думать.

За тридцать три года я ни разу не думал о том, что хочу ребёнка. Надеялся, это придёт само. Но не хотел ни разу.

– Ты меня слушаешь? Да? А у неё сестра-гинеколог, так что устроит меня в клинику отличную, пообещала сегодня. Когда свои – как-то надёжней. Мы же тут рожать будем, в Москве? Да? Я не могла тебе по телефону сказать, понимаешь? Мне нужно было видеть твоё лицо. Я больше хочу мальчика, а ты? Ты ешь, ешь, остынет же всё.

– Не знаю, – я вернулся к борщу. – Мальчика или девочку.

Борщ и вправду остыл. Но я медленно съел чуть тёплый. И стейк с овощами. И кофе. Со сливками. Представил, как все это смешивается в желудке. Сигарету выкурил. Молча. Поцеловал её. И пошёл на работу. Уехала. Меня стало познабливать.

На большее меня не хватило. Точнее, меня на меньшее не хватило.

Я рад, – сказал я ей. Идиот! Ну, а что мне ещё сказать нужно было? Что я мог сказать? Правду?

Поднимался в офис. В лифте. С закрытыми глазами. Потому картина представилась чётко и очень реалистично. Открывается дверь лифта. Седьмой этаж.

В моих руках помповое ружье Моссберг 500. Или Моссберг 590, оно помощней. Стреляю в Оленьку, встречающую меня удивлённым взглядом, Оленьку, чем-то похожую на крыску. Щёлк-щёлк, передёргиваю затвор. Гильза падает.

Стреляю в менеджера Виталия. Щёлк-щёлк, брямс, в менеджера Костю тоже. В босса тоже. Всё не спеша, основательно так, спокойно. Без злости и ненависти, без обиды и страха, я не псих, щёлк-щёлк, брямс.

Гильзы падают на ковровое покрытие серое, глухо. В магазине шесть патронов. Но в офисе больше никого не осталось. Я стреляю в идиотскую репродукцию Уорхолла «Серп и молот» на стене. И в репродукцию «Везувий» тоже.

Становится не только тихо, но и бессмысленно.

Лифт звякнул, глаза пришлось открыть. Ну не ходить же теперь с закрытыми глазами. Оленька крысино улыбнулась, заискивающе, будто почуяла угрозу.

17:42

Вышел из офиса пораньше, чтобы не встрять намертво на Ленинском после встречи с клиентом. Позвонил Агнии, не берёт трубку. Наверное заболталась с подругой своей, новость же, как-никак.

Радио шепчет, цитируя Хауса. Мне близки персонажи, оправдывающие мои пороки, хотя бы разделяющие их. Хочу видеть «такого же плохого как я», пусть транслирует всему миру, что это – норма.

«Мы не ангелы, парень!» – и умиротворение снисходит, теплеет выдох. Не делай меня лучше. Оправдай меня собой.

Я не буду слушать того, кто предложит мне стать Буддой. Мой герой не менее просветлён. Он встаёт с похмелья, не узнаёт тёлку, с которой то ли трахался, то ли нет, топает на кухню, наливает в стакан ледяное пиво и говорит (крупный план) : «Я – Будда».

Я выдыхаю: я – тоже.

Нас не за что любить. В нас можно влюбиться и разочароваться.

Не надо меня спасать, не надо меня менять, я от этого злой. Меня можно победить. Переиграть. Убедить. Но у тебя не хватит ума. Не хватит силы. Не хватит волшебства. На меня. На нас. Мы можем терпеть тебя, Агния. Любить – уже нет. И мы не виноваты, это ты – лифт с кнопками от 1 до 14, не до 25 даже, собрание плоских шуток, глянцевых картинок, риторических вопросов, ты – жертва беспочвенных надежд и страха одиночества.

Мы – нет. Но мы остаёмся с тобой, Агнеша. И кому тут хреновей?

Если бы я открывал клуб с крутой идеей в основе объединения участников, если бы делал это не для удовольствия, а для денег, то сутью идеи, несомненно, было бы не созидание, а саморазрушение; не топать вверх, а хором, с песнями, катиться вниз. Духом.

Только из-за финансовой успешности этого проекта, в отличие от любого с идеей доброго-чистого-светлого. А если бы этот клуб осудила возмущённая общественность, то я бы, став культовой фигурой, заработал бы еще больше.