Голова сломанной статуэтки

– У вас красивый костюм. – услышал Иван Сергеевич сквозь тихо игравшую музыку в его наушниках. Тут же он стал оглядываться и увидел мужчину чуть старше средних лет, который выглядел как среднестатистический преподаватель мужчина в российских ВУЗах, то есть в рубашку и джемпер. Иван стал спешно и неуклюже снимать наушники, выключать музыку и убирать телефон с наушниками.

– Спасибо – сказал он во время этой же спешки.

– Выглядите как губернатор. – Продолжил бахвалить тот мужик Ивана Сергеевича.

– Да бросьте – смущённо говорил Иван Сергеевич, делая вид, что ему это говорят впервые, однако так ему уже говорили не раз, и он уже даже устал от этого – в общем, превратилось в некий булинг Ивана Буркина.

– Кем работаете? – продолжал интересоваться мужичок.

– Ещё не работаю, учусь на экономическом факультете. – Говорил словно по методичке Иван Сергеевич.

– И как вам учёба там?

– Ничего так. – сквозь множество противоречий в голове сказал Иван, и даже взволновался от того, что ему совестно постоянно «радоваться своему обучению в гордом ВУЗе».

– Но, как понимаю, – внезапно и загадочно проговорил этот товарищ. – у вас есть увлечения куда более значащие. – сказал он, сделав явный акцент на последнем слове. – Не так ли?

В глазах у Ивана Сергеевича была странная картина. Он то боялся чего-то в этом мужчине, то не пойми что его так сильно интересовало: знаете ли, не каждый день у вас интересуются такими сведениями. Но с другой стороны – может это работник спецслужб? Вот что и взяло Ивана Сергеевича нашего за одно место между ног.

– Не понимаю о чём вы? – стратегия умных – когда надо притворится тупым, и это Иван Буркин хорошо знал.

– О чём же. – Говорил мужичок явно пытаясь сделать вид, как будто он всё знает. – Я о твоих увлечениях. – наконец родил этот товарищ.

– А-а-а-а… – расслабленно и также родив говорил Иван Буркин. – Ну так… я просто философией увлекаюсь, сам люблю читать ещё. – тривиально, как девочка, которая рассказывает стих на табуретке – говорил Буркин.

– Литературой значит увлекаешься. – Продолжал наседать товарищ, также поглядывая в окно и смотря за временем – когда ему нужно выходить. – А какой любимый автор?

– Виктор Гюго. – Горделиво говорил Иван, будто бы уже совсем увлёкшийся беседой, будто бы поверил в её целесообразность. Он бы даже, если бы товарищ не перебил – продолжил бы рассказывать о самой любимой книге – «Отверженные»

– О, Гюго. – будто бы выставляя оценку сказал товарищ. – Сегодня довольно мало людей, кто не просто его читает, а ещё и разделяет его взгляды…

И тут Иван Сергеевич от страха будто бы почувствовал, как его грудь изнутри вся покрыта какими-то тараканами, которые то и дело бегают там и дают то самое чувство…

– Ну… Взгляды… , – растерянно говорил Буркин.

– Я про его идеи с новым обществом в большинстве книг…

Далее Буркин его не слушал. Иван сразу же стал думать: раз товарищ этот очень прыток на свою тему разговора – значит дело таки действительно нечистое. В этом Иван Сергеевич был прав – мужичок действительно мог бы дать почву ещё юному и очень прыткому Буркину, так горящего идеей о переменах, что прямо сгорал в них. Однако или судьбою, или чем-либо ещё, но правила прописываются заранее. И человек в воле следовать им – или нет. Сюжет в конце концов увидит каждый свой сам.

…

В конце то концов Буркин действительно лишь слушал этого товарища, стараясь ничего лишнего не говорить. Вот так вот он стоял и поддакивал, или понекивал (зависело от настроения), да глядел в окно, чтобы не пропустить свою остановку. Вот так бы вечно стоял да ничего не менял. Однако тут так резко мысль зашла в такое непредвиденное русло, что те самые тараканы с новой силой забегали по внутренней стороне груди Ивана Сергеевича.

– И тут мне кажется, что ты такой же человек. – резко обратился к парню товарищ, размышляя за секунду до – о Эсмеральде и её взаимоотношениях с тем самым неудачником из канавы…

– Какой такой же? – переспросил в надеждах – что ему послышалось Иван.

– Такой же непоследовательный по отношению к жизни. – Будто бы пророчил тот товарищ. – Тебе жизнь спокойное время, а ты переворот и митинги, тебе дают пищу для размышления, а ты её выкидываешь и говоришь: «Мы на диете» и себе и своим соратникам.

С каждым его словом – Иван всё сильнее столбенел. Однако дальше было больно.

– Но я же верю, что изначально ты не был таким!

– Почему вы так считаете?

– Ну как же! – искренне возмущался товарищ, – Не говори, что ты уж стал забывать?

– Забывать что? – попытался сдержать зевоту Иван, – Я прекрасно помню всё, не пытайтесь мне что-то внушить.

– Да что ты! Вспомни лето два года назад. – Тут внутри Ивана Буркина как будто что-то ёкнуло, но это уже было незаметно на фоне того, как его изнутри что-то разрывало, будто бы физически, на части.

– А откуда вы знаете? – спросил Иван Сергеевич, после чего случайно закрыл глаза. Он хотел спать. Буркин вообще спит всегда сколько нужно – от шести до восьми часов, однако неожиданно он почувствовал слабость.