Иван Сергеевич продолжил собираться. Он уже взял свои вещи, и вот-вот должен был выйти, как вспомнив, вернулся за кое-чем. Он забыл очень важную вещь для своей жизни – книгу, которую он писал на протяжении вот уже полутора лет. Он постоянно, как только дописывал новую главу, распечатывал её, а старую версию церемониально сжигал в кругу как раз ранее упомянутого сообщества тринадцати человек, или как они официально назывались «Ложа апокалипсиса». Суть сей книги была как раз в том стоическом начале, которое было у него и его сообщества. Это было их священным писанием, «новейший» Коран, «исконная» Библия для их сообщества. Талмуд на все случаи со всеми паттернами поведения. Конечной идеей, которая двигала Иваном Сергеевичем Буркиным в этой книге, во всём этом замысле – продвижение этих идей. Они хотели после написания сразу же начать её тиражировать. В телеграмме, в полу и полностью подвальных типографиях, где на это не было бы запретов. Тут это можно объяснить довольно прямым и несуразным языком Ивана Сергеевича, который писал книгу с прямыми указаниями на имена, страны и т.д. Идея была слишком навязчивой и поэтому даже когда кто-то хотел его отговорить – он уже начинал им отвечать тезисами своего произведения. Одним из таких людей была его в прошлом возлюбленная, а ныне просто подружка – Василиса Штормова. Она по началу его отговаривала, а после, или её какая-то очарованность Иваном, или она действительно что-то нашла в его словах, но она примкнула к этому сообществу «Ложи апокалипсиса».
…
Иван уже ехал в университет. До пути туда, к нему подсел тот самый парень, который его спасал из подворотни, когда Буркина отутюжили двое гопников. Он ехал часто на этом автобусе на работу и поэтому также частенько встречался там с Иваном Сергеевичем, где они не могли обойти стороной тему трактата, политики,
Но вот его друг вышел, так как доехал до остановки у совей работы, а сам Иван Буркин вышел на две остановки дальше, прямо у своего университета. Сегодня ему нужно было сдать курсовую, что он сделал, и сразу же, без разговоров, без «Привет» и «Пока» он покинул здание ВУЗа. Можно сразу сказать, что он сдал курсовую с лёгкостью, это объясняется некой симпатией педагогов к его личности, он был всегда, по крайнем мере полтора года так точно, интересной персоной для них. Дальше он поехал, но не домой, а кое-куда в другое место. В место, где всегда собиралась их компашка. Сообщество «Ложи апокалипсиса» или «тринадцать апостолов нового мира»
Этим местом было то самое место, где Андрей встретился с Иваном Сергеевичем Буркиным. Тот самый лес, де эти два ума соприкоснулись со странными целями, но уже с явным последствием. Если вспомнить, то по началу Андрей Беспалов делал из себя мачо и главу компании, однако уже ближе к настоящему времени, он стал признавать эту роль за Иваном Сергеевичем Буркиным, что, конечно, подозрительно, однако
Выйдя на нужной остановке, он сразу же увидел ещё двоих людей из Ложи. Они ждали здесь третьего друга (они втроём и вступили в эту компанию), однако увидев Ивана Сергеевича Буркина они пошли вместе с ним к месту сбора, к месту седьмого заседания Ложи. Пока они шли, то те двое попеременно задавали вопросы по теме и около тематические для их сбора. Да, каждый раз они собирались в разных местах, и каждый раз они обсуждали разные темы. Однако если присмотреться к их темам, то это было похоже на хороший пиар цели от Ивана Буркина и Андрея Беспалова (тогда они ещё вместе прорабатывали этот вопрос, ещё почти вначале своей деятельности).
В чём же состоял этот хитрый ход по популяризации и интерпретации стоических идей этих двоих? Всё просто. Они делали упор на бытовые вещи – так люди ближе к себе приминают что-то, будь оно реальным, или нет. Таким образом, учитывая, что Андрей и Иван выбрали древнюю стою в качестве основного лейтмотива своего движения, им было проще объяснить большинство вещей в мире, однако один костыль был во всей их идее. Стоицизм вообще не призывает что-то менять, но Ивановский аристотелизм давал о себе знать, из-за чего мужество, терпение, понимание стоицизма сочеталось с протестом Ивана, протестом Аристотеля против демократического мира и его фанерности, что, естественно, было сложно ужить и сделать из этого один – не страшный сам по себе организм идей и паттернов поведения.