Голова тигра

— Ну хорошо. Давайте начистоту. Почему вы не говорите о том, что, отъехав от Риги всего шестьдесят километров, вы прервали свою поездку и сошли на станции Сигулда?

«А нервы у него не железные», — тут же подумал Пешехонов, видя, как заерзал на стуле Арвид, как забегали его встревоженные глаза и вновь забарабанили по столу пальцы с аккуратно постриженными ногтями. От высокомерия Путны не осталось и следа. Он точно обмяк и несколько раз нервно вскидывал подбородок, вытягивая шею, как будто ему стал тесен ворот рубашки. Пауза затянулась.

— Ну, что же вы молчите? Вам повторить вопрос?

— Нет. Не нужно, — точно выдавил из себя Арвид. — Есть вопросы, на которые вам не ответит ни один порядочный мужчина.

— Как это понять?

Арвид эффектно прижал руки к груди и, вкладывая в голос как можно больше убедительности, ответил:

— Поймите меня, товарищ прокурор! Это не только моя тайна, но и тайна одной... уважаемой мною женщины. А имя ее я открыть не могу. Она замужняя, и подвести ее было бы подло с моей стороны. Вы должны меня понять... Войти в мое положение. Ведь вы не только прокурор, но и... мужчина! — неожиданно закончил он.

— Это может быть благородно с вашей стороны, но хочу, чтобы вы на минуту представили себе такую ситуацию: вас подозревают в каком-то тяжком преступлении, ну, например, в убийстве жены...

— Но позвольте! — протестующе начал Путна.

— Я же вам сказал, чтобы вы лишь теоретически представили себе такую ситуацию, — успокоил его Пешехонов и продолжал: — И вот от этого тяжкого, необоснованного обвинения вас может спасти, подтвердив ваше алиби, только эта неизвестная нам женщина... Так неужели она будет молчать, зная, что только одно ее слово решит вашу судьбу... а может быть, и жизнь?

Пешехонов заметил, как зябко передернул плечами Арвид, услышав последнюю фразу, и терпеливо ждал ответа.

Наконец Путна произнес:

— За себя я вам уже сказал. А за эту женщину ответить не могу. Может быть, если бы мне действительно угрожала такая опасность, она сама бы раскрыла нашу тайну. Но это ее дело... И я надеюсь, товарищ прокурор, что мои личные дела не должны интересовать кого-либо, а тем более прокуратуру. Смею вас заверить, что они никакого отношения к делу самоубийства моей жены не имеют! — Арвид уже успел взять себя в руки и последнее слово произнес даже твердо и решительно.

— Будем надеяться, что это именно так... Рад буду за вас, — как бы соглашаясь с ним, спокойно произнес Пешехонов...

Глава 7

...Плавно урчит мотор. Слышно, как из-под колес машины выскакивают и бьют по глушителю мелкие камешки. Шоссе, идущее на взморье, почти безлюдно. Время уже позднее.

Пешехонов решил сегодня поехать и переночевать в своей комнате на даче. Там его никто не ждет. Ему просто хочется побыть вблизи моря, послушать, как с легким шумом на гладкий песчаный пляж набегают неторопливые волны.

— Сережа! — прерывает молчание Пешехонов. — Когда же ты надумаешь жениться?

Водитель, не отрывая взгляда от дороги, с улыбкой отвечает:

— А вы, Дмитрий Сергеевич, наверное, хотите погулять на моей свадьбе?

— Если пригласишь — приму участие.

— Спасибо. Но с женитьбой я пока торопиться не буду.

— Что, невеста еще не подросла?

— Невест много. Просто хочу еще несколько лет походить в женихах.

— Тебе сколько уже стукнуло?

— Уже двадцать два.

— Да. Повременить можно, — согласился Пешехонов.

Сереже очень хотелось спросить: «А вы почему не женитесь?» Но чувство такта удержало его от этого вопроса.

«Двадцать два... Вся жизнь еще впереди. А мне вот уже сорок пять», — думал в это время Пешехонов.

Прошло уже пять лет с того ужасного дня, когда так трагически оборвалась жизнь любимого человека — жены, друга, матери его двух детей. Нелепый случай: грузовая машина с пьяным водителем на людной улице выскочила на тротуар и унесла две жизни и трех человек покалечила.

«Ей бы сейчас было только сорок лет, — продолжал думать Пешехонов. — Сколько радости еще могло быть у нас!»

Это чувство тяжелой утраты с годами не притуплялось, и ему казалось, что не пройдет никогда. Их было четверо, а сейчас он один: сын — уже лейтенант, служит за границей, дочь с мужем на Дальнем Востоке.

От тоски по детям, от переживаний по дорогому человеку у него единственное спасение — любимая работа. И он ей отдает себя почти без остатка. Начальство пыталось повлиять на него, советовало не переутомляться, не засиживаться допоздна на работе, но потом отступилось, решив, что время — лучший лекарь...

— Стой! — прерывая свои невеселые мысли, произнес Пешехонов. — Я тут сойду. Выйду на берег и доберусь пешком, а ты возвращайся в город.

Прогулка по берегу несколько рассеяла невеселые думы Пешехонова, и он подходил к своей даче с твердым намерением переодеться и перед сном искупаться в море.