Осенью 1940 года к ним в дом заехал Фердинанд. Это было очень неожиданно. Он был в какой-то полувоенной форме. Фердинанд рассказал и о своем пребывании в Германии, и о том, с каким заданием он приехал в Ригу. Оказалось, что Гитлер приказал всем немецким подданным немедленно покинуть пределы Прибалтики и переехать на постоянное жительство в Германию. В составе приехавшей группы немецких чиновников, занимавшихся вопросами репатриации, оказался и Фердинанд.
Осенью того же года Генрих провожал в Германию семью Штокманов и свою любовь — Эльзу. Они стояли на берегу Даугавы на пароходной пристани. Эльза плакала, тяжело было и Генриху. К ним подошел Фердинанд. Он нарочито бодрым голосом стал их успокаивать и тут же, обращаясь к Генриху, сказал:
— Генрих, не печалься. Не все у вас потеряно. Наступит время, и вам опять представится возможность быть вместе.
Генрих непонимающе посмотрел на Фердинанда, но тот коротко добавил:
— Верь мне. Вы расстаетесь не навсегда. Тебе и Эльзе только следует переждать некоторое время и, главное, сохранить свои чувства.
Генрих стоял на пристани и смотрел вслед удаляющемуся пароходу, увозившему дорогую ему Эльзу.
Вспомнились Генриху военные годы, оккупация Латвии немецкими войсками. У него теплилась надежда на то, что вновь появится в Риге Фердинанд, но его не было. Генрих даже пытался узнать точный адрес семьи Штокманов и написать письмо Эльзе, но из этого ничего не получилось.
Шли годы, но чувство его к Эльзе не проходило, он жил, не теряя надежды на встречу с нею, хотя и не мог реально представить, как это может произойти.
И вот встреча произошла. Правда, не с Эльзой, а с ее братом Фердинандом. Случилось это в день Лиго[3].
На краю поселка у березовой рощи ярко пылал костер. Вокруг него собрались почти все местные жители, многие были в национальных костюмах. Водили хоровод, пели старинные песни. Ребята посмелее, разбежавшись, прыгали через костер, вызывая возгласы испуга и одобрения. Все, кто носил имя Ян, были украшены венками из дубовых листьев.
Время шло к вечеру. Генрих в одиночестве стоял у высокой березы и наблюдал за хороводом девушек. В это время он заметил, что от крайнего дома поселка к костру направляется незнакомый человек. Когда он подошел ближе, Генрих рассмотрел его подробнее: подчеркнуто изысканный костюм, берет на голове, дымчатые очки, рыжеватые усы, холеная бородка, красивая трость. «Видимо, иностранец», — подумал Генрих.
Неизвестный приблизился к костру, а затем медленно стал обходить гуляющих, внимательно всматриваясь в лица мужчин. Было видно, что он кого-то ищет. Потом, посмотрев в его сторону, быстро направился к нему...
Да. Трудно было узнать старого приятеля Фердинанда в этом «денди», а это был он.
В ту радостную встречу Фердинанд торопился вернуться в город. Он только кратко рассказал, что вся семья его, а главное Эльза, живы, здоровы, живут в Мюнхене. Что он всю войну провел в Швеции в качестве сотрудника немецкой торговой фирмы. После войны он там же устроился на предприятие по строительству мельничных комбинатов. А сейчас с группой специалистов по заказу Советского правительства участвует в строительстве мелькомбината на территории Латвии, возглавляя монтаж электродвигателей.
Садясь в поджидавшее его такси, Фердинанд дал свой адрес, и они условились встретиться в ближайшее воскресенье.
Жил Фердинанд тогда в гостинице «Вентспилс», занимал небольшой со всеми удобствами номер.
Во время второй встречи Фердинанд уже более подробно рассказал ему о годах, прошедших с момента их расставания в Рижском речном порту осенью 1940 года.
Волнение и радость принесло Эглиту сообщение о том, что Эльза жива, здорова, преподает в гимназии, еще не замужем, но что к ней сватается их дальний родственник. Видимо, заметив тревогу в его глазах, Фердинанд засмеялся и сказал:
— Не тревожься, я уже послал Эльзе телеграмму и сообщил, что разыскал тебя. — Тогда же он предложил: — Пиши, друг Генрих, письмо Эльзе. Я на днях по делам еду в Стокгольм, а оттуда на неделю в Мюнхен, потом — обратно в Ригу.
Написал он тогда письмо Эльзе, и ответ от нее привез Фердинанд. И снова луч надежды засиял перед ним...
За окном послышались шаги, затем тихий стук в раму и негромкий голос Яна:
— Генрих! Генрих! Вставать пора.
Генрих встал с постели и подошел к окну.
— Спасибо, Янис. Я не сплю.
— А здоровье как?
— Спасибо. Лучше. Я скоро выйду.
Глава 16
— Что у вас случилось? — войдя в кабинет Пешехонова, спросил Виктор Иванович. Но тот не только не слышал вопроса, но даже не заметил вошедшего. Он сидел вполоборота к двери и, крепко прижав к уху трубку телефона и закрыв глаза, напряженно слушал. Прокурор тихо подошел к приставному столу и сел сбоку от Пешехонова.
— Слушаю! Слушаю! Говорите! — время от времени кричал в трубку Пешехонов и еще плотнее прижимал ее к уху. Виктор Иванович внимательно посмотрел на лицо Пешехонова и даже удивился, как изменилось оно за столь короткое время: какой-то сероватый оттенок, мешки под глазами, резко обозначились морщины. Было заметно, как дрожит рука с зажатой в ней трубкой.