Мазуку вывел господина на утреннюю прогулку. Дороти увидела это и поспешила за ними: она ревниво оберегала то, что считала своим священным правом, и потому взяла Эрнеста за руку, решительно отстранив Мазуку. Тут терпение великого воина закончилось, и он разразился долгой обвинительной тирадой.
– О Розовый Бутон, сладчайший и крошечный! – воззвал возмущенный Мазуку к Дороти на зулусском, из чего следует, что она не поняла ни одного слова. – Почему ты приходишь и забираешь у меня руку моего отца и господина? Разве слепой Мазимба – не мой отец, разве я – не верный его пес, что должен вести его сквозь мрак? Почему ты отбираешь у собаки ее кость?
– Что говорит этот человек? – спросила Дороти.
– Ему не нравится, что ты пришла меня сопровождать, он говорит, что он – мой пес, а ты отбираешь у пса его кость. Хорошенькая кость, кстати!
– Так скажи ему, что здесь тебя сопровождаю я, а не он. Чего ему надо? Разве он и так не проводит с тобой все время? Разве не он спит под твоей дверью? Куда уж больше!
Эрнест перевел ее ответ Мазуку.
– У! – воскликнул зулус с явным недовольством.
– Он верный парень, Куколка, и много лет со мной рядом. Ты не должна его обижать.
Однако Дороти, как и все любящие женщины, настаивала на соблюдении исключительно своих прав.
– Скажи ему, что он может идти впереди! – упрямо заявила она, а упрямства ей иногда было не занимать. – Кроме того, я ему не доверяю, когда он тебя водит. Я почти уверена, что вчера вечером он был навеселе.
Эрнест перевел только первую часть ее ответа, умолчав о второй, поскольку Мазуку клялся, что не понимает английского языка Дороти. Зулус согласился на компромисс, и на некоторое время конфликт был исчерпан.
Иногда Дороти и Эрнест вместе выезжали верхом – несмотря на слепоту, Эрнест не хотел от этого отказываться. Зрелище было великолепным: Эрнест ехал верхом на громадном вороном жеребце по кличке Дьявол, который в его руках всегда был кроток, словно овечка, однако со всеми остальными вполне оправдывал свое имя; Дороти ехала рядом верхом на соловом пони, которого подарил ей мистер Кардус. Правой рукой она крепко сжимала узду Дьявола. Таким образом они объездили всю округу, а иногда, когда им попадался особенно ровный участок, даже позволяли себе пустить лошадей в галоп. Позади них обычно ехал Мазуку – верхом на упитанном низеньком пони, держа ноги в зулусской манере, под прямым углом к бокам животного.
Странное это было трио.
Так, неделю за неделей жила Дороти рядом с Эрнестом. Читала ему, писала для него письма, гуляла с ним и ездила верхом – постепенно все глубже погружаясь в его жизнь и не желая ничего другого.
Наконец, настал один солнечный августовский день, когда они вдвоем сидели в тени развалин Тайтбургского аббатства. Это было их излюбленное место отдыха – серые камни защищали и от яркого солнца, и от резкого ветра с моря. Кроме того, это место было богато на воспоминания о прошлом… да и просто здесь было приятно посидеть в тишине.
До них доносился умиротворяющий шум моря, солнце прогрело землю и камни. Дороти задумчиво смотрела в полуразрушенный дверной проем – там золотые солнечные блики танцевали на изумрудных волнах. Она только что читала Эрнесту; теперь книга лежала у нее на коленях, а сама Дороти являла собой чудесный портрет задумчивой Женственности. Эрнест тоже поддался сонному очарованию этого тихого места и о чем-то глубоко задумался.
Вскоре Дороти очнулась и шутливо толкнула Эрнеста в бок.
– Ну, Эрнест? О чем ты задумался? Ты выглядишь ужасно унылым – как самая наиунылейшая вещь в мире, что бы это ни было. Как ты думаешь, какая вещь самая унылая в мире?
– Не знаю! – протянул он, тоже приходя в себя. – Хотя нет, знаю: американский роман.
– Хорошее определение. Тогда ты выглядишь унылым, как американский роман.
– Это очень нехорошо, дорогая Куколка! Нельзя так говорить. Я думал кое о чем… важном.
Она скорчила рожицу, которую он, конечно, не мог видеть, и быстро ответила:
– Ну, ты все время о чем-то думаешь. Чаще всего о Еве, если только не спишь, а когда спишь – видишь ее во сне.
Эрнест покраснел.
– Да. Это правда. Она занимает б
Дороти закусила губу.
– Она должна быть польщена, я полагаю. Немногие женщины могут похвастаться, что внушили такие чувства мужчине. Думаю, это все потому, что она так с тобой поступила. Собаки любят руку, что наказывает. У тебя удивительный характер, Эрнест. Немногие могут отдавать так много тому, кто ничего не отдает взамен.
– Тем лучше для них. Если бы у меня был сын, думаю, я научил бы его любить всех женщин и использовать их любовь для достижения удовольствия – но не влюбляться всерьез.