Голова-жестянка

– Спи давай, – и ушла. Я, пока пыталась таракана утихомирить, чуть батарейку ему не вырвала с мясом. И только потом кнопку выключения нашла. Кнопка – это его хвост. Или попа. Как там у тараканов? Настоящие тараканы, они двухвостые такие бывают, это вроде бы самки, а у моего, металлического, хвост один.

Мне хочется поехать в супермаркет и найти того мужика с шестерёнками. Но как я его отыщу? Каждый день тысячи людей шатаются по мегамоллу, что-то покупают или лежат вверх пузом на диванах. Может, дать объявление? Найден таракан металлический, обращаться туда-то.

На следующий день я просыпаюсь с болью в ноге. То ли погода меняется, дело к весне идёт, то ли повернулась неудачно, в общем, я и так-то была не очень, а сейчас вообще как древняя старуха.

Это значит, что придётся достать из кладовки трость. С тростью будет ещё больнее. Не физически, а морально.

И во всём Макс виноват. Когда я лежала с гипсом дома, он один раз утащил трость на целый день. Хотел мне сделать сюрприз. Сюрприз получился что надо. Весь мой класс за вычетом двух-трёх человек вооружился выжигательным аппаратом Макса и написал на трости всякие хорошие слова. Скорейшего выздоровления, мы тебя ждём и любим, и вот это всё. Всякую сентиментальную муть.

И вот теперь мне эту поздравительную позитивную трость надо взять в школу, в зону тотального отчуждения. Одно приятно: врезать кому-то по спине тростью с надписью «скорейшего выздоровления».

Ух, бедная нога, даже до кухни не дойти толком. Макс замечает мою походку краба:

– Ясно, трость берём с собой.

– Ну нет.

– Ну да.

– Это позорище.

– Думаю, нам нечего терять.

Макс режет бутерброды. Он всегда режет ровненько, загляденье, а у меня криво и косо, даже самым лучшим и острым ножом. Особенно в последние полгода.

Зато в бутербродах я не жадничаю. Уж колбаса так колбаса, кусище потолще ломтя хлеба, на котором лежит.

Я добавляю по второму куску колбасы на свои бутерброды. Макс глядит на меня сердито.

– Куда в тебя лезет?

– Больному организму надо питаться, – говорю я сквозь бутерброд. – Максик?

– Ау?

– У меня есть три тысячи.

– И что?

– Давай как в прошлый раз.

– Ты мне напоминаешь тех придурочных, которые заглушку в ремень безопасности вставляют, чтобы не пристёгиваться, – выдаёт Макс. Я даже не сразу понимаю, что он говорит. А это он про машины. Он помешан на машинах. Ему ужасно стыдно за то, что у нас вечно ломающийся «рено логан», который стоит на приколе чаще, чем ездит. Макс бы с удовольствием заставил отца взять кредит и ездить на чём-то получше. Но отец ещё более прижимистый, чем Макс, и переплачивать не хочет. Так они и воюют. Макс часто торчит в гараже, когда папа разбирается с машиной после очередных неполадок, и вербально атакует папин мозг. Проще говоря, ноет, что стоило бы купить автомобиль подороже.

– Ничего не случится, – увещеваю я Макса, пальцем подбирая крошки с тарелки. – Никогда ничего не случалось, и теперь ничего не случится.

– Ты, когда лезла в заброшку, точно так же, видимо, рассуждала, – замечает Макс. Я начинаю злиться, а он хлопает меня по спине: – Собирайся быстрее, кулёма.

Кулёма. Это он у деда понахватался таких противных слов. Ходит к нему раз в неделю, проведать. Дед живёт один, поэтому разговорчивость у него повышенная, когда кто-то приходит. Скоро Макс сам будет как дед. Потому что человек – это его лексикон. Лексикон определяет мышление. В значительной степени.

Я одеваюсь, беру рюкзак и пытаюсь забыть трость дома, но Макс замечает:

– Трость где?

– У тебя на бороде, – говорю. Из квартиры на тот момент мы уже вышли и закрыли дверь на один из двух замков. Макс, ругаясь, опять открывает дверь, исчезает в глубине квартиры, чтобы мгновением позже вернуться с тростью.

Теперь я выгляжу окончательно и бесповоротно глупо. В розовом пуховике, в белой шапке с помпоном и с деревянной резной тростью. И ещё Макс меня сопровождает. Держит под ручку, помогает спуститься по лестнице с третьего этажа, миновать чужие велосипеды и детские коляски на площадках. Макс – просто рыцарь сейчас, рыцарь печального образа.

Если бывают, конечно, рыцари с такими щеками, что в шлем не пролазят.

– Тебе родители сколько обещали за то, что ты меня до школы провожаешь? – уточняю я, пока мы плетёмся по длинной косой дорожке через наш двор.

– Нисколько, – отвечает Макс.

– Врёшь ты всё.

– Смотри под ноги, чуть голубя не раздавила.

– Фу. – Голуби по двору ходят постоянно, пасутся целым стадом, а всё из-за того, что их популяцию поддерживает многочисленная популяция старушек. Подкармливают. Для голубей уже скоро придётся рисовать на тротуаре дорожную разметку и пешеходные переходы, чтобы к порядку призвать.

– Я тебе дам больше, чем родители, – гну я свою линию. – А если возьмёшь баблище и от меня, и от родителей, то тебе прямо сразу хватит на приставку.

Приставка для Макса аргумент. Игры – это хороший способ забыться и спрятаться от мира, в котором у тебя нет своей машины и самостоятельной взрослой жизни.

Но Макс перестаёт меня слушать, потому что в его орбите появляется Даша. Вот так просто вывернула из-за домов и идёт рядом с нами.