- Эделин, давайте больше не будем говорить об этом. Почему бы вам не пойти сейчас домой, выпить и попытаться успокоиться...
- И где вы были?! Где были вы и остальные ваши ленивые дармоеды, когда этот псих похищал мою бедную Флуффи? Скажите мне!
- Просто идите домой, Эделин...
Занудливая старуха отстранилась от Мэлоуна и протопала в сторону грязного кола, с насаженной на него головой щенка. Продолжая рыдать, она стянула голову с кола...
- О, нет, Эделин! - простонал Мэлоун. - Это же улика! Вы не можете просто взять и забрать ее!
- А вы меня остановите! Я устрою голове моей Флуффи достойные похороны, а если вам это не нравится, поцелуйте меня в задницу!
Когда женщина унеслась прочь, вернулся Бувер.
- Забудьте про голову, шеф. Вряд ли мы сможем снять с нее отпечатки.
- Едрен батон, - пробормотал Мэлоун.
- У вас есть какие-нибудь мысли по поводу поимки этого парня?
Мэлоун поправил усы.
- Думаю об этом. Ты же знаешь, как федералы делают это? Проводят операцию с внедрением.
- С внедрением? И как мы это сделаем?
- Будет непросто. Но, понимаешь, если будем действовать
Боже, как же я его люблю, - думала Вероника про Майка, стоя за прилавком с видеокамерами. Она верила в Провидение -
В магазине негромко звучала рождественская музыка. "А вот и Санта-Клаус, а вот и Санта-Клаус..." Под потолком были протянуты гирлянды мигающих лампочек, а в витринах висели картонные венки и огромные вывески с надписью "РОЖДЕСТВЕНСКАЯ РАСПРОДАЖА". Вероника опустила глаза на ряд цифровых видеокамер "Касио" и "КулПикс", только чтобы взглянуть на собственное отражение в стеклянном прилавке. Даже в своем столь абстрактном образе, с мигающими над головой рождественскими огоньками, она видела ауру веры.
Вечером Майк пообещал угостить ее пиццей, и эта перспектива заставляла ее светиться от радости. Время от времени она поглядывала на него, изо всех сил стараясь скрыть эмоции, но это было нелегко. Сейчас он стоял напротив, в отделе сотовых телефонов и разговаривал со своим дружком Арчи, то и дело стреляя в ее сторону своими роскошными темными глазами.
Помимо ее греха фелляции, она знала, что сама виновата в небольшом тщеславии, но Бог тоже простит это, поскольку оно служит средством, ведущим к Божественной цели.
Она умышленно отказалась от лифчика