Трэвис понял, что Дедудя так намекает на то, что он слишком молод, чтобы слышать подобные вещи. И неважно, что между ног у него уже было полно волос, и в любой момент он мог вполне по-взрослому «бросить палку». Но больше всего Трэвиса злило вот что: Если он был слишком молод, чтобы слушать про «головачей», почему тогда клятый окружной прокурор не учел его молодость, осудив, как взрослого?
Накинут срок? Боже. Этот капризный педик-судья дал бедолаге Трэвису пять лет.
И, конечно же, Дедуля оказался прав. Те пять лет, которые он получил за какой-то невинный автоугон, в мгновение ока превратились в одиннадцать. Окружная тюрьма Рассел это не курорт. Здесь в два счета выбивали все дерьмо из парней, которым накидывали срок. У Трэвиса не было другого выбора. Он не хотел, чтобы каждую ночь здоровенные, грязные парни имели его в зад и называли «крошкой». Он пробил несколько голов, провел за это кучу времени в «яме». Ее еще называли «ШИЗО», сокращенно от «Штрафной изолятор». Однажды ночью какой-то чувак из Крик-сити, мотавший срок за вооруженное ограбление, приставил к горлу Трэвиса заточку и приспустил трусы.
— Соси, белый голодранец. Только соси, как следует. Соси, как своему папочке. Все же знают, что вы, белые голодранцы, — пидоры, — скомандовал чувак. — Отсосешь и пожрешь за одним. Всяко лучше, чем капустный крем-суп в столовке. Заставь своего папочку ревновать, сладкий.
Во-первых, отец Трэвиса был мертв, и ему очень не понравилось то, что он услышал. А во-вторых, ничто на свете не могло заставить Трэвиса Клайда Тактона отсасывать кому-то член. Ему
И вот теперь он вернулся. Идти ему было некуда — пока он сидел на «киче», в оставшийся после смерти отца дом попала молния, и он выгорел дотла. Поэтому Трэвис потопал прямиком к стоявшему посреди леса маленькому, аккуратному, обшитому вагонкой домику, где жил Дедушка Мартин.
— Трэвис Клайд Тактон! — Дедуля чертовски обрадовался, увидев огромную ухмыляющуюся рожу внука.
— Привет, Дедуль. — Но глаза Трэвиса были прикованы к гнилому деревянному полу. — Должен признать, я чувствую себя, как конская задница, придя сюда прямиком из окружной тюрьмы.
Трэвису было стыдно.
— Ни работы, ни «зелени», ни хрена Едрен батон, Дедуль, я — неудачник.