Дальше — больше! Ведь двигаясь по этой же линии рассуждений, получается, что и мое собственное открытие ничего не стоит. Открыл я эти легендарные развалины, и чего? Мне лично, разумеется, приятственно и рукоплескательно-радостно. Может быть, даже народу экспедиционному, что вокруг, тоже довольство и удовлетворение оттого, что приобщились. Но вот по сути, по сути! Что нам делать с этой найденной цивилизацией, если о ней не получается поведать миру? Радиосообщения — вопрос особый. Может, если б у нас наличествовала какая-нибудь телевизионно-транслирующая аппаратура, дело обстояло бы по-другому. Да и то в условиях подвешенных вблизи Мирового Света радиационных поясов толку от наших телекамер не имелось никакого. Оно, конечно, массаракш и еще раз массаракш, все едино упущение. Я об этих телекамерах при планировании похода даже не вспомнил. Но, вообще-то, и не хотелось превращать поход в шоу. Потому как дело-то серьезное, нормальная экспедиция естествоиспытателей. А если подключить телевидение, то здесь уж не до академий. Тут до развлекательной передачи «Узоры» совсем недалеко, и вот в Департамент науки тогда уж лучше и не возвращаться. Коллеги будут смотреть, как на клоуна, монографию никто и не откроет, а по случаю формы подачи материалов о затерянных городах на телевидении направят вообще в цирк. Так что нет, телевизионщиков с их техникой можно было бы привлечь разве что когда-нибудь потом, по завершении серьезных диспутов в стенах Департамента. Благо, на простую пленочную кинокамеру все снято в разных ракурсах, так что имелось бы, чем разглагольствования кафедральные подтвердить. Только как ныне до тех аудиторий с кафедрами добраться?
И вот тут как раз по теме, птичка эта двухметрового роста. Птичка ничуть не повредилась — аркан самозатягивающийся ей только ноги спеленал, так что когда мы с Дьюкой Ирнацем подошли, на нас крылья топорщила да шипела, что та гадюка.
— Бегает, наверное, быстро, — констатировал Дьюка, рассматривая стянутые веревкой лапищи. — Но как-то несъедобно выглядит.
С последним утверждением я был полностью согласен, но поглощен, вообще-то, уже совершенно другим. У меня в черепе словно молния сверкнула. Если все под Мировым Светом не просто так, все предрешено, то и птица эта ногастая угодила сюда не просто так, а для чего-то. Что, если…
— Явно нелетучий вид, — выдал я академическое заключение, в общем-то ясное и ребенку. — Но вот сквозь голованские заслоны как-то прошла.
— Да уж прочапала, — кивнул Ирнац. — Чего будем с ней делать, шеф? Отдадим Иблю на заклание? Пусть решит, можно ли из этого приготовить чего-нибудь?
Табор Ибль конечно же повар от бога, но я, как и Дьюка, сомневался, будет ли кто такое жевать, даже после приготовления. Было в птице нечто отталкивающее. Да и вообще, мысль моя уже бежала совсем в другом направлении.
— Значит, собак такое пернатое не интересует, — повторил я снова.
Мастер-охотник зыркнул на меня с неким новым интересом.
— Вы это к чему, Жуж? Думаете, оседлать птичку и прорваться?
Понятно, что Ирнац юморил, но вот попал почти в точку.
— Есть мысль, — сказал я неопределенно.
— Понятное дело, — кивнул штатный проводник с усмешечкой. — Должны же они когда-то возникать у работников Департамента науки.
Я не обратил на подколку никакого внимания. Какой смысл? Сил, дабы набить мастеру-охотнику морду, у меня ни за что не хватит, а зря сотрясать воздух охоты нет. С другой стороны, сделать что-то втайне все равно ведь не получится — Дьюка так и так узнает. Потому я все же высказал мысль вслух:
— Попробую послать с ней сообщение.
— С кем? С птицей? — Ирнац мне не поверил, усмотрел подначку.
— Точно так.
— Она вам что, профессор, почтовый голубь? Ведь не летает же!
— Зато быстро бегает.
Ирнац хмыкнул:
— А как вы ее пошлете в заданном направлении, шеф?
— Да мне и не надо в заданном, Дьюка. Я просто хочу, чтобы о нас вышло из этой собачьей блокады хоть что-то.
— Фотографии к ней приторочите, что ли? — Теперь мастер-охотник говорил серьезно.
— Можно и их. — Я задумался. — А можно еще подшить тетради нашего славного, но сгинувшего доктора. Как думаете, Дьюка, если к ноге проволокой прикрутить, она клювом не сорвет?
— Понятия не имею, шеф. Но клюв на вид не слишком страшный.
— Ну, не получится, значит, не получится. Все равно…
Я замолчал, но мастер-охотник продлил фразу за меня:
— Все сгинет так и так. Но может, какой-то туземец с коммерческой жилкой случайно подберет, да продаст какому-то охотнику, а там уж кто-то прочитает…
— О нас, — довершил я, ибо настала, видимо, моя очередь.
Мы помолчали.
— Так чего ж мы ждем? — заявил тремя минутами позже мастер-проводник. — Тащите сюда ваши дневники, шеф. И проволоку со скотчем. Будем крепить. А ты не шипи, — обратился он с укором к цаплеподобной. — Уймись! Не станем мы тебя резать. Если, конечно, бегать после веревок не разучилась.