Головнин. Дважды плененный

В полдень 17 июня «Диана» легла в дрейф в трех милях от северного мыса острова Итуруп. На берегу виднелись шалаши, вытащенные из воды лодки. По прибрежной гальке бегали люди, размахивая руками.

Головнин подозвал мичмана Мура. Симпатизировал командир расторопному, исполнительному молодому офицеру. Обычно первым посылал его на незнакомый берег. Умел быстро находить Мур общий язык с иноземцами.

— Отберите четверку матросов с ружьями, возьмите помощника штурманского Новицкого и отправляйтесь на берег. Расспросите курильцев об этих местах, проведайте, где бухта удобная есть и пресной водой можно наполниться.

Отправив шлюпку, командир не спускал с нее глаз. Неожиданно от берега навстречу шлюпке понеслась лодка.

— Быстро шлюпку на воду! Якушкин со мной пойдет! — крикнул Головнин на ходу Рикорду и, направляясь в каюту, добавил: — Подбирай шкоты, подходи ближе к берегу.

Пока спускали шлюпку, стало видно, что лодка вместе с шлюпкой повернула к берегу…

Выскочив на прибрежную гальку, Головнин остановился; Рядом с Муром стоял человек, не похожий ни на русских курильцев, ни на бородатых айнов или, как их называли, «мохнатых» курильцев. Широкоскулое лицо с раскосыми глазами, коротконогая поджарая фигура в странном одеянии, с копьем в руках. «Неужто японец?» — мелькнуло у Головнина. Мур между тем с невозмутимой физиономией, как обычно жестикулируя, мирно объяснялся с ним. Поодаль, на корточках, жалась группа курильцев.

— Сие, Василь Михалыч, стражник японский, а вон там, — Мур кивнул в сторону большой палатки, — начальник ихний, японец.

С обнаженной саблей, в широком халате, подпоясанном кушаком, поодаль стоял офицер в окружении двух десятков солдат с ружьями.

Головнин слегка поклонился, японец в ответ приложил руку ко лбу и направился к нему.

Оказалось, что курильцы неплохо говорили по-русски, а один солдат понимал курильцев.

Первым заговорил японец:

— Зачем пришло ваше судно? Если торговать, надо идти дальше на юг, к городу Урбитчу.

— Мы ищем добрую гавань, пополнить запасы дров и воды, — спокойно ответил Головнин, — одно судно войны не сделает.

Японец сердито ощерил рот, показывая редкие зубы:

— Когда раньше приходили всего два русских судна, то они беду принесли, сожгли все дома и храмы. Людей увели.

«Ну вот, начинается канитель, — с досадой подумал Головнин, — Хвостов наследил, а нам расхлебывать».

— Те люди наказаны нашим правительством. Начальник японцев, казалось, повеселел.

— Где же наши люди, которых увезли русские?

— Они бежали от нас, — слукавил Головнин, — и где спрятались, неизвестно.

Японец видимо проникся доверием к русскому офицеру.

— Здесь вы не ищите дров и хорошей воды. Надо идти в Урбитч, — он махнул в сторону юга.

Головнин полез в карман, достал маленький ножик и протянул начальнику, а рядом стоявшим подарил разные безделушки, какие нашлись в карманах.

В ответ японцы предложили свежую рыбу, протянули фляжку с крепким напитком саке. В ответ Головнин, отведав сам, налил хозяевам по рюмке французской водки. Те зачмокали губами, а Головнин, глядя поверх голов, засмотрелся на стоявшую поодаль соломенную хижину.

— Вам интересно? — перехватив взгляд Головнина, спросил начальник и пригласил их осмотреть строение.

Пока гость осматривал разгороженное бумажными ширмами помещение, начальник снял с себя саблю. Слуга принес жаровню, начали готовить угощение, но Головнин вежливо поблагодарил, сославшись на позднее время.

По пути к шлюпке к нему робко, бочком, подбежал курилец и бросился на колени:

— Вы добрый русский начальник, — проговорил он, растягивая слова.

Головнин поднял его с колен. «Надо бы с ними поговорить без японцев».

— Ежели у тебя и товарищей есть что сказать, приезжай к нам на лодке. Только чтобы японцам не противно было.

В сумерках к «Диане» подошла лодка с двумя бородатыми курильцами, женщиной и девочкой. Они привезли письмо японского начальника в Урбитч.

— Не верят вам япони, — сказал старшина курильцев, — мыслят, что вы грабить их пришли. Отправили нынче лодку к своему начальнику на Кунашир.

Головнин, глядя на Рикорда, задумчиво повернул голову, а курилец успокоил его:

— Не все япони так рассуждают, а больше по трусости. После угощения курильцы разговорились, просили порох для промышления зверя.

— Нас-то япони захватили, мы торговать с ними приехали, а они нас пленными считают, за русских принимают.

Головнин дал им немного пороху, табаку, бисер, сережки.

— Постарайтесь японцев уверить, что мы с миром пришли.

Рано утром, едва рассвело, вахтенный мичман Якушкин разбудил командира:

— Байдарка с белым флагом подходит.

На лодке приветливо махали вчерашние курильцы. Первым на палубу ступил босиком старший, проворно надел торбаса [58], кланяясь, присел на корточки. Следом за ним показался незнакомый молодой курилец и, кланяясь, отчетливо проговорил по-русски:

— Алексей Максимыч мы.

Курильцы привезли много рыбы, дикий лук, зелень.

— Вы которую бутылку водки оставили, ихов начальник высосал до донышка и почивал до утра, — пояснил старшина, но Головнин перебил его:

— Что о нас японцы думают? Вперед выступил Алексей.