Говорят, надежда умирает последней. Гонят. Отвечаю. Когда-то на меня возлагали большие надежды. Надежды эти давно и небезболезненно скончались. А я вполне жив. Хотя если на меня что и возлагают сейчас, то все больше — с прибором. Двенадцать лет назад я был выпускник первого в стране, тогда еще союзной республике, гуманитарного лицея — спешно измысленного по реанимированной шестидесятнической моде инкубатора юных талантов. Вооруженные дедуктивной методой учителя способны были разглядеть грядущего пушкина альбо кюхельбеккера и в трилобите. А уж во мне — и вовсе за милую душу. Умение легко и в сжатые сроки выстроить на пустом месте по любому поводу высокоинтеллектуальную и абсолютно бессмысленную конструкцию из допущений, натяжек, повернутых под нестандартным углом стандартных клише, актуальных публицистических кумулятивных слоганов и удивительно уместных цитат из Борхеса, Бродского, Беккета и Бодрийяра, придуманных тут же по ходу дела, — искупало все. Раздолбайство, пофигизм, принципиальное невыполнение домашних заданий и регулярную неявку на две трети уроков. Умение это все еще котировалось и четыре года на местном журфаке. И даже первые пару лет из шести последующих, проведенных на должности колумниста, штатного позолоченного пера ежедневной рижской газеты «СМ». В эту садомазохистскую аббревиатуру ужалось морально устаревшее «Советская молодежь». Какое-то время я даже чувствовал себя привилегированным — так, должно быть, позиционируют себя в жизненном контексте сотрудники всяческих мелкоэлитарных спецподразделений. Мне не надо было зачищать город в поисках вертких и хорошо маскирующихся информационных поводов. Мне не надо было униженно набиваться на занудные интервью. Мне не надо было килограммами килобайт перелицовывать текстовки информагентства Интермедиа: Ди Каприо вытоптал остров! Лада Дэнс спермы не пробовала!! искусственное оплодотворение рок-лесбиянки от поп-наркомана!!! Меня перемещали и применяли с опасливым уважением, как дорогостоящий хрупкий прибор — дорогостоящий и в прямом смысле, поскольку недурно оплачиваемый за способность быстро, доступно и не вполне тривиально сопоставить, проанализировать, сформулировать и артикулировать. За то, в сущности, что я мог внятно изложить Частное Мнение. Поначалу я принял свою новую роль со знакомым еще по гуманитарно-лицейским временам ощущением невольного самозванства. Непредумышленного — хотя не так чтоб неосознанного — шулерства. Я-то знал, что резвые комментарии лезут из меня легко, как колгейт тоталь из свежего тюбика. И остается лишь подробить оную субстанцию на колбаски стандартного калибра колонка-на-прогон-десятым-кеглем, снабдить хлесткими афористическими заголовками и вывалить на противень полосы. Модная политика и трендовая экономика, стильная культура и культовая социалка перекручивались в этих продвинутых колбасках, как белая и красная паста все в том же колгейте. Еще в лицее я усвоил накрепко: как все люди родственники максимум в девятом колене, так и все что угодно можно связать со всем что пожелаешь, и отсутствие реальных знаний в любой из связуемых областей — не только не помеха, но, напротив, подспорье. Легкость моего пера происходила от безответственности. Однако же смущаться этим я быстро и не без удовольствия прекратил. Самозванство мое не разоблачалось, наоборот, приносило прямые и осязаемые дивиденды, и вскоре я стал полагать их заслуженными. Я понял, что я — умный. И вот тогда все начало меняться.