Читаем [Голово]ломка полностью

Я не нашелся, что ответить.

Личный представитель Лев Львович подождал. Не дождался. Удовлетворенно кивнул сам себе и поманил меня ничтожным гальваническим подергиванием того же перста. Машинально я приблизился.

— Вот посмотри, умник, — произнес Самый Главный задушевно, ткнув универсальным пальцем в еще не дефлорированный свежий стеклопакет с неудаленной защитной пленкой на раме. То, что происходило — за, снаружи, внизу, вызвало у меня краткий приступ оперативного дежа вю своей идентичностью с виденным минуту назад в кабинете 512. Там было столь же сосредоточенное, стремительное, явно внутренне осмысленное и тотально непостижимое для постороннего перемещение недешево прикинутой в клубно-пиджачную униформу живой силы и лакированной импортной автомобильной техники.

— Вот ОНИ, — наставительно рыкнул Лев Львович, с беспрекословной цепкостью взяв меня за лацкан, — РАБОТАЮТ. И зарабатывают. И платят. В том числе нам. А чтобы они платили еще и тебе, ты должен им доказать, что им это надо. На то, что ты умный, им насрать. Тебя они не знают. И не должны. А вот ты… — он развернул меня на сто восемьдесят градусов и разжал пальцы, — иди. Иди-иди. К ним. И подумай: что ты можешь им предложить? Если придумаешь — возвращайся.

Я пошел. И подумал. И не вернулся.

…Дистиллированный свет раннеосеннего солнца добавил окружающему глянцевитой дорогой рекламности. Помещенное в неподдельно-ганзейский контекст Старого города, оно приобрело убедительную ауру superiority. Романские контрфорсы, картонные стаканчики Coca-Cola, стриженые кусты, сардельки, блондинки, машины, пивные бутылки, коты, шведские туристы, витринные стекла, острый кетчуп, сытые голуби сделались фактурнее и привлекательнее, обзавелись невидимыми, но прочитываемыми ценниками. Их можно было и хотелось купить. Я, однако, был неплатежеспособен. Отработанным скрытным движением я долил «московской» из шкалика в кружку горьковатого «баусского». Это была уже вторая кружка. По мощеному рыже-песочной новенькой плиткой рукаву улицы Tirgonu, впадающей в Doma Laukums, средневеково-соборную и капиталистически-жральную сердцевину Риги, в десяти метрах к северо-востоку от мыска моего правого ботинка, проходила демаркационная линия между активом и пассивом. Активные сапиенсы сходили на правый берег из регулярно причаливающих к тротуару представительских спортивных внедорожников, размещались под навесами и зонтами. Разухабисто прихлебывали доброе ирландское red beer «килкэнни» в пабе «МакШейнс». Пытливо анатомировали сбрызнутых лимонным соком панцирных моллюсков в рыбном ресторанчике «Два лосося». Энергично чавкали истекающими жиром печеными колбасками в местном этническом кабаке «Лидо». Вдумчиво смаковали тончайшие треугольные лепестки пепперони и моццарелла в пиццерии «Синяя птица». Сладостно тянули слоистые и смешанные «бэ пятьдесят два», «маргариты» и «уайт зомби» в коктейль-баре «Колонна». Сапиенсы пассивные демократично зажевывали недорогое отечественное пивко интернациональными хренбургерами за пластмассовыми столиками левобережного фаст-фуда, на название которого я никогда не обращал внимания. Активные употребляли жизнь, пассивных она употребляла сама, и сменить экзистенциальную ориентацию было не легче, чем сексуальную, что бы ни писал по этому поводу лучезубый Карнеги… То, что кончат и те, и другие одинаково плохо, никого не колыхало. Второй час я наблюдал из своего окопчика за жизнью правого берега, не в силах отделаться от параноидального ощущения, так и не покинувшего меня после визита в кабинет 512. Там, на правом, прихлебывали, анатомировали, чавкали и смаковали ТЕ ЖЕ молодые люди… Покидая контору после напутствия Самого Главного, я разглядел пониже сакральной буддистской цифры не примеченную в первый раз табличку. «ОТДЕЛ МАРКЕТОЛОГИИ и обратной связи с target group». Обратная связь… Я порылся в кармане куртки. Осторожно извлек целый культурный слой — кипу бумажек с криво записанными телефонами, карточек, талончиков, визиток. Нашел нужную. Воронин Андрей Владленович. Глава пресс-службы международного коммерческого банка REX. Непростая, особым образом гофрированная бумага цвета яичной скорлупы. Золотая трехзубая корона. Андрей Владленович был актив из активов. Молод, уверен в себе, внушителен, плэйбоист, жовиален. Мы познакомились в дражайшей ресторации при четырехзвездочном отеле «Рэдиссон САС», на конгрессе русской прессы. REX, крутейший балтийский банк, спонсировал конгресс единолично. Андрей Владленович крепко пожал мне руку, со значением глянул в глаза и невзначай предложил: а давайте к нам, в пресс-службу, работать? Я выложил визитку перед собой на исцарапанную белую поверхность столика.

Перейти на страницу:

Все книги серии Премия «Национальный бестселлер»

Господин Гексоген
Господин Гексоген

В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана. Мешаясь с треском огня, криками спасателей, завыванием сирен, во всем доме, и в окрестных домах, и под ночными деревьями, и по всем окрестностям раздавался неровный волнообразный вой и стенание, будто тысячи плакальщиц собрались и выли бесконечным, бессловесным хором…

Александр Андреевич Проханов , Александр Проханов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Борис Пастернак
Борис Пастернак

Эта книга – о жизни, творчестве – и чудотворстве – одного из крупнейших русских поэтов XX века Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем.Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека. В книге дается новая трактовка легендарного романа «Доктор Живаго», сыгравшего столь роковую роль в жизни его создателя.

Анри Труайя , Дмитрий Львович Быков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги