Головокружение

– Разумеется, нет. Все настолько неправдоподобно. Настолько… безумно… Потому-то и существует эта наша фотография. Она – доказательство наших мучений. Короче, эта фотография – наша драгоценность. Мы заберем ее наверх вместе с Желанным Гостем.

Мишель стукнул кулаком по своей железной маске и расхохотался:

– Безумие не отозвалось бы так гулко. Запомните хорошенько этот металлический звон. Пока он будет раздаваться у вас в голове, считайте его доказательством того, что вы не безумны. Мы все трое действительно существовали здесь, в подземелье. И мы должны об этом рассказать. Чтобы никто не заб…

Фразу он не закончил. Пламя горелки уменьшилось и погасло. Мишель выскочил наружу:

– Нет-нет, ничего страшного. Две минуты, всего две минуты, ладно?

Он бегом умчался, надев налобник, и сразу вернулся. В мгновение ока отцепив от горелки использованный баллон, он прикрепил новый:

– Вот, ну вот… Хоп, никто ничего не увидел. Все в порядке, верно? Там еще два баллона, мы спасены. Целых два, представляете? Это очень много, два баллона. Давайте еще по глоточку!

Он рассмеялся, единственный из всех, сиплым, болезненным смехом. Горелку он не зажег, а оставил только синеватый огонек налобника. Мы переглянулись, без слов понимая друг друга. Что же будет, когда закончится газ? Когда этот маленький кружок света, что нас поит, освещает, согревает и моет, и вправду исчезнет насовсем?

Еще один стакан водки одним махом проскочил мне в горло и обжег гортань. Мне хотелось, чтобы он вырвал мне все внутренности и унес меня далеко-далеко от «Истины», хотелось выбраться из этой дыры и ни о чем больше не думать. Фарид осторожно вынул у меня из рук пустой стакан, налил туда воды, поскоблил немного цедры, как я всегда делал, и отпил большой глоток. Из носа у него капало, и он его постоянно тер.

Ну вот я «поплыл», и ад чуть-чуть смягчился. Я закурил и улегся, глядя на Фарида. И тут неожиданно, как-то не ко времени, прозвучал голос Мишеля:

– Если кому-то есть что сказать или кто-нибудь хочет сделать признание, то, я думаю, сейчас самый момент.

Ну прямо оракул. Я приподнялся на локтях. Разум мой блуждал. В животе происходило что-то странное. Трое суток ни крошки в желудке… Три года практически без выпивки. Наверное, алкоголь попал прямиком в мозг, минуя кишки.

– Мне нечего добавить к тому, что я сказал вчера, и завтра тоже будет добавить нечего.

– А ты, Жонатан?

Я попытался что-нибудь придумать, но ничего не получалось. Мне было хорошо.

– Нет, и мне нечего сказать. Можно было бы, конечно, начать рассказы о жизни, но…

– А ты расскажи об ударах ледорубом. Тот, что их нанес, этот самый Макс, может, он сыграл какую-то роль в нашей истории?

– Макс умер. Он…

Все мерзости прошлого всколыхнулись в моей голове, как снег, взвихренный бурей. Все кошмары, все пробуждения среди ночи. Рассказать о них кому-то еще, кроме моей Франсуазы, было бы, может, и неплохо. Мишель протянул мне свой стакан, и я отпил еще глоток.

– Макс Бек погиб возле бивака на Сиула-Гранде, в Андах, в тысяча девятьсот девяносто первом году. Мне был тридцать один год. Сиула-Гранде – это… это настоящий вертикальный ад, из-за ледовых желобов… Ну, это такие намороженные из льда и снега образования, которые попадаются только в перуанских горах.

В глазах защипало, и я прикрыл их согнутой рукой. Я был там, на склонах, я устал и измотался. Снег выдубил мне лицо, ультрафиолет жег кожу. Все тело превратилось в ожог и боль.

– Даже при наклоне семьдесят-восемьдесят градусов этот сатанинский снег держит, и держит хорошо. И на нем образуются карнизы. Как грибы на гигантских деревьях. Мы с Максом лезли два дня в направлении южного гребня. Перед восхождением мы буквально набили себе животы едой. И перцами чили, каких я никогда не пробовал, и кашей, и перуанским сыром из козьего молока. Если бы вы только могли попробовать это козь…

Я услышал, как заклокотало в горле у моих соседей, как слюна омыла распухшие от голода языки.

– Словом, мы смеялись, травили байки и были убеждены, что восхождение предстоит трудное, но вполне осуществимое. Мы и не такое видали. Килиманджаро три года назад, стенки Бридал-Вейл в прошлом году, попытка взойти на Чо-Ойю как раз год назад.

Я сглотнул слюну.

– На Сиуле нас накрыла непогода, и мы вынуждены были разбить бивак на одном из таких чертовых карнизов. Выбора не было. Если бы мы продолжили восхождение, то замерзли бы на месте. Видимость была меньше метра.

Слова застряли у меня в горле. Я так ясно все вспомнил… Наши заиндевевшие очки, бороды в сосульках и этот ветер… Его там называют «Божья метла». Макс не любил эту гору из-за постоянной смены погоды, но хотел ее «сделать» вместе со мной в качестве реванша за неудачу на Чо-Ойю.