Головоломка

Мы с Хассом чувствовали легкую дрожь, когда думали об этом, но вокруг было так много всего, что у нас просто не хватало времени думать об этом слишком часто. Мы слышали, как папа и Рам спорят о том, куда же лучше всего поместить их находку: в Смитсоновский институт или в Британский музей. Но о какой находке они вели речь? О свитках? Но разве их не отослали в музей давным-давно? Может быть, папа нашел что-то, о чем было написано в свитках? Кто его знает…

Однажды вечером за ужином папа сказал Рамбуте:

— Надеюсь, Портер понимает, что сбор кораллов без лицензии — это очень серьезное правонарушение.

Рамбута недавно побывал на яхте, чтобы поговорить с мистером Портером.

— Я уверен, что у него есть лицензия, отец, — сказал Хассан, который никогда не называл отца «папой», как я. — Мистер Портер — очень уважаемый ювелир.

Лицо папы вытянулось.

— Что вы знаете об этом? — Он произнес это, с подозрением глядя на нас обоих. — Вы вступали в какие-то отношения с моим врагом, так?

— Они никакие не враги, папа, — сказал я. — Они просто люди.

— Они мешают мне работать. А вы, мальчики, понимаете, насколько она важна? И понимаете, что сейчас необходимо держать все в тайне, пока не придет время обнародовать результаты? Зачем, вы думаете, мы сидим на этом Богом забытом островке — для развлечения? — Он помолчал, затем продолжил: — Держитесь подальше от яхты Портера, ясно?

Хасс и я посмотрели друг на друга.

— Но, папа, — неожиданно проболтался я, — там ведь эта девочка…

— Девочка?

— Дочь Портера путешествует на яхте вместе с родителями, — сказал Рам.

У папы неожиданно скривилось лицо. Думаю, он старался сдержать смех.

— Понимаю, — сказал он. — Юная невеста. Искусительница.

— Вовсе она никакая не искусительница! — горячо сказал я. — Она очень милая. Она из Сан-Франциско.

— Ну хорошо, — теперь уже папа ухмылялся в открытую, — это все меняет. В какой-то момент я думал, что она из Сакраменто, что совершенно неприемлемо, не так ли?

— Твой сарказм неуместен.

Хасс сказал несколько мечтательным голосом:

— Она очень красивая девочка. И мы уже давно с ней болтаем.

— Вы двое… — начал было папа, но тут же, кажется, решил изменить свое решение: — Ну хорошо, вот и товарищ для вас. Я это одобряю. Но не смейте ничего рассказывать ей о моей работе.

— Папа, — возразил я, — но мы ничего и не знаем о твоей работе!

— А как зовут эту девочку?

— Джорджия, — хором ответили мы и посмотрели друг на друга.

— Ничего не говорите Джорджии о том, что мы делаем здесь. Работа идет хорошо, но я по-прежнему не доверяю этой семье. Поняли? — Мы кивнули. — Хорошо. Вы можете быть первыми, кто увидит, чем мы тут занимаемся. Можете зайти в сарай после ужина. Посмотреть, как далеко мы продвинулись. Думаю, вы будете впечатлены.

Он продолжал разглагольствовать еще некоторое время.

Папе всегда была нужна восхищенная публика. Профессора в этом плане даже хуже актеров. Он нуждался в одобрении. Даже если это одобрение от нас, детей. Мама однажды назвала его эгоистом. Она сказала, что все мужчины ведут себя как маленькие мальчики, но, думаю, она имела в виду именно папу. Она, конечно же, очень сильно любила его — да и многие другие люди тоже, но он всегда очень большое внимание уделял себе и тому, что он делает. Если бы вокруг были другие люди, он бы не надоедал нам с Хассом, но так как они отсутствовали, мы должны были стать его аудиторией.

Теперь предстояло пойти с ним в сарай и говорить нужные слова: «О, вау, вот это и вправду круто, папа! А это что такое? Правда?! Кто бы мог поверить, что это возможно?! Ты первый, кто это сделал, да, папа? Никто никогда не делал этого раньше, правда? Думаю, за это ты получишь рыцарство, когда весь мир узнает, какой ты гений…»

Ну ладно, не такую чушь, но вы понимаете, что я имею в виду.

После ужина мы с Хассом пошли в сарай. Генератор, как и всегда, был включен, но внутри сарая горели только две тусклые лампочки. Папа шел впереди нас и, кажется, собирался нас пустить, как вдруг загородил проход рукой прямо перед моим носом.

— Нет! — резко сказал он.

— Что такое?

— Вам нельзя входить. — Он снова вытолкал нас наружу, и мы даже не успели ничего разглядеть в полумраке. — Уходите, уходите скорее!

— Но, папа… — пытался протестовать я, но прервался на полуслове. Его лицо было напряженным и бледным, а глаза почти вылезли на лоб. — Папа, что случилось?!

— Ничего, ничего, — быстро сказал он, но было отлично видно, как он расстроен. Да что там, он был просто в шоке! — Быстро позовите сюда Рамбуту! Прямо сейчас!

Мы сделали, как он сказал, но, вместо того чтобы оставаться снаружи, попытались войти в сарай вслед за Рамом. Папа почти заорал на нас, велев убираться. Мы вышли, и Рам захлопнул дверь. Их голоса были громкими и встревоженными, но я не мог разобрать, о чем они говорят. Потом я понял, что они говорят на латыни. Я немного учил латинский в школе и распознал два или три окончания глаголов, но смысла слов понять не мог.

— Хасс, что ты думаешь обо всем этом? — спросил я.

Хассан пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он. — Наш отец… Ну, кажется, он увидел что-то. Там, внутри сарая.