Головы моих возлюбленных

Нельзя было представить себе более резкого несходства, чем эти несостоявшиеся дедушка с бабушкой. Эмилия, несколько моложе Хеннинга, замужем никогда не была и вела себя как матрона. Фартук, волосы и даже кроссовки были у нее черного цвета. В отличие от нее белокурый Хеннинг носил белые или по крайней мере светлые вещи, золотые цепочки, ботинки из плетеной кожи, а потому и выглядел много моложе, чем Эмилия. В иллюстрированном словаре их портреты вполне могли бы изображать типичных представителей северных и южных народностей. Круглое лицо Эмилии светилось от гордости. Она вовсе не считала себя служанкой, хотя старательно поливала водой каменный пол. Она поселилась на этой вилле, еще будучи молодой девушкой, и тем самым получила право на пожизненное проживание (в отличие от Коры или, скажем, от меня). Агрессивная физиономия Хеннинга понравилась мне много меньше, чем-то напоминая лицо Клауса Кински, но Кора не могла понять и принять это сравнение. В примитивных приключенческих фильмах злодеи всегда ходят в черном, а добрые люди – в белом. Но здесь, в случае с Хеннингом и Эмилией, произошло смешение ролей.

* * *

Для меня наступили приятнейшие времена. Когда у Белы просыпался аппетит, я могла быть уверена, что Эмилия украдкой прошмыгнет в мою комнату и вынет его из коляски. В большой кухне его купали, кормили, с ним тетешкались, пока он не заснет снова. Короче, я могла вставать довольно поздно и завтракать с Корой Хеннинг, как правило, ни свет ни заря уходил на площадку для гольфа и пил кофе у себя в гольф-клубе. В течение дня моего сына попеременно вырывали у меня из рук – то Хеннинг, то Эмилия, то Кора.

Мы с Корой ежедневно ездили за покупками в машине Хеннинга. Набив машину памперсами, детскими бутылочками, виноградом, ветчиной и сыром, шоколадом и цветами, мы возвращались домой. Эмилия ежедневно готовила минестроне – суп по-итальянски – и оставляла его для всех желающих на очаге, но мы чаще всего ходили есть по вечерам, а Эмилия оставалась с Белой и с минестроне. За неделю я здорово загорела под лучами весеннего солнца и превратилась из затюканной нервной матери в молодую веселую женщину. Своих родных, оставшихся дома, я почти выкинула «и головы.

– Скажи, ты могла бы назвать Хеннинга плейбоем? – спросила у меня Кора.

Я недолго размышляла над ответом:

– Еще как могла бы!

Кора очень обрадовалась моему ответу и стала похожа на веселого чертенка.

Я ни разу больше не звонила Йонасу и чувствовала некоторые угрызения совести.

Как-то утром даже Кора заметила:

– Тебе надо бы снова доложиться, не то Йонас начнет тебя искать с полицией или растревожит моих родителей.

– Ну, сегодня вечером его все равно не будет дома.

– Вообще-то говоря, Майя, ты втянула меня в хорошенькую историю.

– Надеюсь, твои родители перенесут это с достоинством.

– Нет, я не об этом. Я говорю про Белу. Хеннинг просто без ума от него. Вчера у него возникла идея фикс просить – не думай, не моей руки, – а просить у меня ребенка.

Я растерялась.

– А ты что ответила?

– Я засмеялась. Но мой смех его обидел. Он говорил вполне серьезно.

Я призадумалась: Бела хоть и не был желанным или запланированным ребенком, но теперь он стал для меня всем на свете.

Кора угадала ход моих мыслей.

– Такой прелестный ребенок – редкое исключение, а от пожилого человека может родиться только какое-нибудь чудовище.

– Кора, все это вздор. Вдобавок уже предварительные исследования покажут, если что-то не так.

Хеннинг вернулся домой раньше обычного, чтобы повидаться с Белой Бартелем до того, как тот уснет. Я прекрасно знала, что его симпатия ко мне держится в определенных границах, и желанным гостем я была для него только как мать Белы. А может, он надеялся найти во мне союзницу. В тех редких случаях, когда мы оставаясь вдвоем, он охотно расспрашивал меня о родителях Коры и о ее прошлом. В своих ответах я соблюдала осторожность. Кора явно наговорила ему всякой всячины насчет того, что рассорилась с родителями и не получает никакой финансовой поддержки.

– Не понимаю я этого отца, – говорил Хеннинг, – он хоть и профессор, но даже ученый не должен быть в такой степени не от мира сего. Молоденькая девушка, одна, в Италии – и без гроша в кармане. Это ведь может плохо кончиться.

Он считал себя спасителем Коры, он спас ее от воровства и тюрьмы, от проституции и наркотиков.

Мне стало жаль профессора, который и по сей день переводил своей дочери изрядную сумму на обучение, но она не снимала деньги со счета, а напротив, копила проценты. Хеннинг был человек щедрый, мы ни в чем не испытывали недостатка, в том числе и в наличности. Он собирался провести большую реставрацию. Кора бегала по ремесленникам и архитекторам из опасения, что Хеннинг без ее вмешательства изуродует виллу.

Позвонив Йонасу, я услышала в трубке вздох глубокого облегчения:

– Ну наконец-то!

Отца моего он положил в больницу, все печеночные анализы выглядели пугающе. Возможно, не обойтись без серьезного обследования. И он, Йонас, собирался позаботиться о том, чтобы после больницы отец не вернулся к нам, а сразу попал в дом для престарелых.