Голубь и Мальчик

И после того, как меня представляют новому Иммануэлю или новой Лиоре, родившимся или присоединившимся к семье, я предоставляю всем целоваться, и обниматься, и болтать, а сам тем временем загружаю чемоданы в багажник «Бегемота» и на его крышу. Я взбираюсь, я тяну, я толкаю, я затягиваю ремни, простые задачи наполняют меня энергией и старанием. Потом я сажусь за руль и жду указаний.

Через несколько дней, когда они заканчивают все свои встречи, деловые и семейные, нас с «Бегемотом» просят свозить их на экскурсию. Родители Лиоры — легкие туристы, они радуются всякому месту, куда я их привожу, и всякому объяснению, которое я даю. Иммануэль, наоборот, интересуется местами только одного рода: гробницей Рахели, пещерой праотцев[33] и любыми новыми поселенческими форпостами. Вдобавок, в последнее время он открыл для себя гробницы еврейских праведников на севере, что требует от меня поездок длиннее обычных. Мне не трудно вести машину, но мне трудно так долго находиться в его обществе. «Бегемот», обычно очень просторный, становится тогда карцером на колесах, а я превращаюсь в его нетерпеливого и раздраженного узника, которому не объявили срок наказания.

— Нет у меня сил ездить с ним, — сказал я Лиоре.

— Это работа. Каждому экскурсоводу иной раз попадаются малоприятные туристы, и не забывай, что этот конкретный турист заправляет компанией, которая платит тебе зарплату.

6

Израильское отделение компании, которая платит мне зарплату, — это шикарный и просторный офис на бульваре Хен в Тель-Авиве, полный воздуха и света. От нашего с Лиорой дома на улице Спинозы туда рукой подать, и Лиора может ходить на работу пешком, даже на высоких каблуках. Так она и ходит каждое утро: «бедра — шедевр мастерства шлифованья, ноги легки, и икры упруги, и быстрый, балованный шаг»[34] — идет на юг по улице Спинозы, пересекает улицу Гордона, игнорируя, по словам того же поэта, «полярных медведей, трубящих ей вслед», как я называю ее поклонников, ежедневно ожидающих ее появления на улице Фришмана, потом срезает дорогу, сворачивает направо, постукивает каблуками по пологому, тенистому подъему бульвара и на закуску одним махом взбегает по двадцати четырем ступенькам, ведущим к ее офису.

Сигаль, ее полненькая строгая секретарша, подает ей расписание предстоящих встреч и с ним — чашку теплой воды с лимонным соком, щепоткой корицы и медом. И затем — за работу. Должен же кто-то зарабатывать, обеспечивать, покупать Яиру одежду для далеких путешествий, в которые он никогда не решится поехать, рюкзаки, которые он никогда не взвалит на спину, амортизаторы, которым не суждено вдавиться до упора, и защитное покрытие днища, которому не доведется проползать над острыми камнями.

Большинство клиентов Лиоры — состоятельные американские евреи, ищущие квартиру в Израиле, иностранные дипломаты, а в последнее время также богатые евреи из Франции и Аргентины, которых ее брат Иммануэль встречает на всяких религиозных конгрессах. Она находит для них квартиры и дома в престижных районах Тальбии и Рехавии, Кесарии и новой Герцлии, Ашдода и Тель-Авива. И поскольку многие из них не живут в этих домах, да и не так уж часто их посещают, она занимается также содержанием их квартир и поиском временных жильцов.

Случается, что Сигаль посылает меня подготовить такой пустой дом для краткосрочной сдачи внаем или для визита хозяев. Я проверяю водоснабжение, электричество, кондиционер, кухонное оборудование, привожу мастеров, техников и уборщиц, а иногда даже покупаю несколько бутылок и что-нибудь съестное, чтобы ожидало гостей в холодильнике. За всё это израильское отделение «Киршенбаум риэл эстейт» платит мне помесячную зарплату — сумму, которая позволяет мне тешить себя иллюзией независимости, а мою жену радует возможностью законно списать еще немного с налогов.

Брак с богатой женщиной имеет несколько преимуществ, но есть в нем и недостаток: я вынужден представлять отчеты, подвергаться проверке, по мелочам доказывать выгодность той или иной покупки. Если угодно, моя жизнь с той богатой женщиной, которую ты мне напророчила, — это одна длиннющая череда предъявлений счетов и квитанций.

— Ты ошибаешься! — возмутилась Лиора в ответ на это мое утверждение. — Я никогда не спрашивала «зачем» и никогда не говорила «нет». Но деньги требуют порядка, и это распоряжение Ицика. Надо знать, сколько и откуда пришло и сколько и куда ушло.

Ицик — это ее бухгалтер, пруссак, который родился в Марокко и вместо каски с острием носит маленькую вязаную кипу.

— Я подданный, я крепостной. Я заложник, — сказал я ей. — Вы с Ициком приставляете мне кошелек к виску.

— Так увольняйся. Получишь от меня компенсацию, будешь самостоятельным частником.

— У экскурсоводов сегодня мало работы.

И поскольку Лиора ответила насмешливым молчанием, я тут же вскипел:

— И знаешь почему? Из-за таких людей, как твой брат и его поселенцы.