Голубая ель

Обо всем этом и другом и рассказывал автомобилистам писарь Рашкован, который считался в транспортном взводе своим человеком. Лишь только выдавалась свободная минута, он мчался в автопарк. Заветным его желанием было получить водительские права. Поэтому он охотно помогал водителям в техобслуживании и мелком ремонте автомобилей. За это ему разрешалось посидеть в кабине, порой даже погазовать на месте. Большего не дозволяли. В базе хорошо знали обстоятельства, из-за которых тот попал в писаря.

До службы в армии Юрий Рашкован учился в сельхозтехникуме. Изучал злаки разные. Собирался внедрять кукурузу чуть ли не до Полярного круга. На его беду, а может и к счастью, в родном колхозе вакансий не оказалось. Ему предложили ехать в соседний район. Да тут мать заупрямилась.

— Загинет дитя малое на чужбине! — запричитала она, глядя на своего краснощекого Юрия, который как-то шутки ради взял да и завязал морским узлом печную кочережку. А когда мать стала браниться, сын невозмутимо заметил: «Готовлюсь к службе на флоте, мама».

— Найди работу поближе, сынок, чтобы мое сердце не изболелось, чтобы душа не извелась, — не унималась мать.

Не устоял будущий моряк перед логикой материнских слов, остался дома. Спрятал диплом агронома в сундук, а сам подался строить дорогу, что пролегла мимо родного села прямо на Тирасполь. Сел Юрий за руль дорожного катка.

Уже в первую получку купил у отставного морехода фуражку-мичманку. Девчатам из соседнего села отрекомендовался:

— Георгий. Моряк…

В разговоре обычно касался морских тем. Мол, плаваем, бороздим форштевнем океаны… А чтобы рассеять всякие сомнения на сей счет, напевал «Черноморскую чайку»…

«Заплывы» моряка на вечерки прервала повестка. Призвали Юрия на Северный флот. И хотя до моря студеного он добрался, оставили парня служить на берегу.

Поначалу горевал. Затуманенным взором смотрел в морскую даль. Земляки, как могли, успокаивали:

— Брось, Юра, тосковать! По твоей комплекции еще корабль со стапелей не сошел. Да и то поимей в виду: океан пахать — это тебе не борозды под виноградную лозу нарезать…

Рашкован хорошо запомнил день, когда командир учебного экипажа беседовал с ними, новичками.

— Вы кем работали до службы? — спросил он, в упор глядя на новобранца богатырского телосложения.

— Водителем, — немного замявшись, ответил Юрий.

— А что же вы водили, если это не секрет?

Будущий флотоводец не очень уверенно ответил:

— Какой уж там секрет! Обыкновенный дорожный каток. — И при этом, как показалось командиру, даже вздохнул горестно, словно прощался со своей крылатой мечтой.

— Вот что, юноша, — заключил офицер, — у нас в базовой техчасти писарь уходит в запас. А у вас, как я заметил, почерк каллиграфический. Словом, будете правой рукой у начальника техчасти.

Командир словно в воду глядел. Вскоре Юрий стал почти незаменимым в базе человеком. «Рашкован, выпишите накладную». «Рашкован, оформите наряд на ремонт… Поезжайте в автоинспекцию…» И всюду только и слышно: «Рашкован… Рашкован…»

Когда, случалось, начальник техчасти уезжал в отпуск или в служебную командировку, его замещал мичман Душутин — человек спокойный, рассудительный. Немного ему оставалось до ухода в запас, потому берег здоровье. В такую пору вся полнота власти переходила к старшему матросу Рашковану. И он отводил душу. Поминутно брался за телефонную трубку: давал раскрутку дневальным, вахтенным, посыльным, вестовым, истопникам — всем, кто оказывался на проводе. Короче, был оригиналом, которого поискать не только за Полярным кругом, но и в более южных широтах… Но так как он имел в общем-то уживчивый характер, а шутки его были незлобивыми, многое ему сходило с рук.

Сошло и на этот раз. Глядя на плутоватое лицо Рашкована, мичман Душутин, вытерев цветастым платком лицо, мягко сказал:

— А теперь попрошу внимания. Посмеялись и хватит. — И вновь обвел притихших подчиненных своим спокойным взглядом: — Через два дня нас проверяют. Передали: комиссия уже выехала. Знаю и верю — не подведете. Не впервой. Вот только тревожит меня состояние некоторых машин, в особенности тех, что вернулись после длительного марша…

Произнеся эти слова, мичман пристально посмотрел на матроса Скибу. Чувствуя, что внимание всех приковано к нему, Скиба поднял глаза на рядом сидящего Рашкована и, как давно решенное, обронил:

— За два дня не управимся…

Все знали, что сказал он совсем не то, что думал. Водитель Скиба не плелся в хвосте. Был примерным матросом. Просто он характер, что ли, свой показывал. Как и некоторые его земляки-полтавчане, отличался строптивостью. Каким-то непостижимым образом завидное трудолюбие, исполнительность уживались в нем с необыкновенным упрямством. Сослуживцы даже злословили по этому поводу: «Заладил, как Скиба на сукý».

Услыхав от водителя такой ответ, мичман Душутин встрепенулся:

— Матрос Скиба, не позже, чем вчера, вы нас заверили, что закончите переборку двигателя в срок.