Память [Новеллы]

Борис Пармузин ПАМЯТЬ

Есть у людей военного поколения нечто общее: однажды пройдя по военным дорогам, они проходят по ним вновь и вновь. Не раз возвращает их в прошлое память, потому что в этих дорогах и радость встреч и боль воспоминаний.

Фронтовая дорога Бориса Пармузина началась в 1943 году сразу после окончания средней школы. Сначала он курсант военного пехотного училища, а затем командир стрелкового взвода. Все увиденное и пережитое откладывалось в памяти, а пришло время — и оно перенеслось на страницы газет, журналов, книг.

После службы в армии, учебы в Ташкентском юридическом институте, работы в ЦК ЛКСМ Узбекистана Борис Пармузин становится журналистом. Сотрудничает в газетах «Комсомолец Узбекистана» и «Вечерний Ташкент», в журнале «Звезда Востока».

В 1954 году Пармузин издает свою первую книжку — сборник стихов «Рождение песни». За первой последовали другие. Книги стихов, рассказов, повестей, романов. И конечно же, основные герои его произведений — люди в солдатских шинелях, добрые сердца которых вместили в себя мужество и гуманизм. И повсюду, это видел писатель, бывая в зарубежных поездках, эхом откликнулась человеческая память на незабываемый подвиг простого советского воина.

«Память». Так и назвал Борис Пармузин новую свою книжку. Родилась она в результате зарубежных поездок писателя.

Неожиданные слезы

Барбара Навроцкая написала романы «Две любви», «Обычный день драмы», «Поединок» и несколько книг-репортажей о Греции, Италии.

Теперь она работала над книгой о Советском Союзе.

На моих глазах заполнялся не один блокнот.

Барбара застывала перед изразцовыми плитками Регистана. Она внимательно рассматривала минарет Калян. Долго, жадно расспрашивала маргиланских мастериц о необычных красках знаменитого шелка.

В Бухаре водитель такси после долгого молчания все-таки спросил:

— Как сейчас выглядит Варшава?

— Вы там бывали? — оживилась Барбара.

— Да… Но очень давно. Я участвовал в освобождении города. Страшно было смотреть…

— Я помню… — вздохнула писательница. — Но сейчас там другой город. Совсем другой.

— Я рад за вас… — сказал водитель. — У нас тоже стало иначе. Я вернулся с фронта — на каждом шагу война давала о себе знать. Детские дома, хлебные карточки… Да что там говорить… — После короткой паузы он добавил: — Вот мы подъехали к парку. Там мавзолей Самани.

И Барбара писала, писала…

Вернувшись в Ташкент, мы побывали на ВДНХ Узбекистана.

Экскурсовод, женщина средних лет, познакомилась с писательницей и пригласила:

— Прошу.

Начался обход первого зала.

Указка словно подчеркивала главное в спокойном рассказе экскурсовода.

— Это наши герои войны…

Барбара знает и помнит войну. Ей пришлось совсем девчонкой участвовать в Варшавском восстании.

— Герои Советского Союза, ныне здравствующие… — указка прошлась под портретами. — А вот генерал Сабир Рахимов, погиб при освобождении Польши.

Барбара медленно сняла очки.

— Что с вами? — испуганно спросила экскурсовод.

— Ничего, сейчас пройдет.

Барбара никак не могла найти платок среди блокнотов, которыми была забита сумочка.

— Сейчас, сейчас…

— Право, перестаньте, — голос у экскурсовода дрогнул.

Шагнув к писательнице, она обняла ее, стараясь скрыть свои слезы.

Поэтический город

Я невольно вспоминаю, как по этой улице спустя несколько месяцев после землетрясения ехал на текстильный комбинат с югославским писателем Иване Потрч.

Он задал обычный вопрос, как называется улица.

— Шота Руставели…

Иване Потрч улыбнулся.

— У вас поэтический город.

Он уже записывал названия улиц: Пушкина, Гоголя, Навои, Толстого, Мукими.

А на другой день мы стояли у стен здания, которое возводили военные строители.

Здесь рождался город-спутник Сергели. Уже вырисовывались его контуры: дома, улицы, площади… Нетерпеливые строители кое-где установили самодельные дощечки с названиями будущих улиц.

— «Имени генерала Карбышева…» — прочитал гость. — Я знаю о судьбе этого героя.

Иване Потрч рассматривал разгоряченные лица солдат.

— Как они похожи… — невольно вырвалось у гостя.

— На кого? — не понял я.

— На тех, кто освобождал нас. Тогда… в сорок пятом… Из концлагеря.

Он задумался. Я решил не продолжать разговора, не будоражить память о страшных днях, проведенных за проволокой фашистского концлагеря. Их было много, этих дней. Партизан и литератор Иване Потрч провел в заключении более двух лет.

— Откуда они? — гость кивнул на военных строителей и улыбнулся. — Если не тайна.

Я тоже улыбнулся.

— Нет, не тайна… Здесь, по-моему, люди из всех республик.

— Те солдаты тоже были из всех республик…

Потом мы знакомились с солдатами.

Во время перекура Иване Потрч с удовольствием, в который раз, просил исполнить «собственную» песню.

Молодой солдат склонился над гитарой и, лихо рванув струны, запел о том, как ребята привыкают к жаре, как ее они уже совсем не замечают.

Позади остаются туманы.
Здесь под солнцем Ташкента наш дом…

Иване Потрч спросил гитариста:

— Вы автор?

— Вместе сочиняли… — просто ответил парень. — Все…