Голубая кровь

Он жил в новом районе, когда Маруся вышла из метро, вокруг было много деревьев, на них уже появились листочки. Дом она нашла почти сразу, поднялась в лифте на девятый этаж. Дверь открыл сам хозяин, в белой рубашке с расстегнутым воротником. «Проходите, Маруся. — сказал он, радостно потирая руки, — вы не последняя.» Из кухни выглянула бледная жена с изможденным лицом и поздоровалась. Следом за ней вышел великовозрастный сын Петра Сергеевича и тоже поздоровался. В комнате уже сидел, забившись в угол дивана, какой-то бородатый карлик. «Это наш замечательный художник — прошу!» Петр Сергеевич протянул руку: «Знакомьтесь! Илья Петрович!» Илья Петрович посмотрел на Марусю исподлобья и что-то пробурчал. «Очень приятно», — сказала Маруся. «А пока посмотрите, вот пресса!» — хозяин сделал широкий жест рукой. Везде — и на столах, и на подоконнике, и даже на пианино были разложены газеты и журналы, в названиях которых обязательно присутствовали слова «свободный», «независимый», «демократический». «Хотите, я покажу вам свои книги?» Тут из комнаты вышел молодой человек гигантского роста в пляжной рубашке с пальмами и в белых брюках, а за ним маленькая девушка в очках с химической завивкой и в сиреневом блестящем платье. «Знакомьтесь, — сказал Петр Сергеевич, — Рома и Света.» Потом Петр Сергеевич подвел Марусю к книжному стеллажу. «Вот посмотрите, здесь у меня Бердяев, Библия с рисунками Доре, а вот — воспоминания Станиславского. А эту книгу я приобрел при очень интересных обстоятельствах», — Петр Сергеевич указал на огромный старинный фолиант в золоченом переплете и пустился в длинное и подробное описание того, как несколько лет тому назад он шел по улице и встретил школьниц, несших в школу огромные пакеты с макулатурой, как он долго упрашивал их показать ему содержимое этих пакетов, и как, наконец, он добился своего, и в одном из пакетов оказалась эта книга, а потом он познакомился и подружился с одной из этих школьниц, она была еще пионерка…

Маруся рассеянно слушала. Тут из передней послышался радостный смех. «А, вот еще! Пришли, пришли!» — Петр Сергеевич прервал свой рассказ и заспешил к гостям. В комнату вошла дама в очках с рыжими взлохмаченными волосами, в брюках и в белом пиджаке, под которым виднелся вязаный шерстяной жилет, она вся была обвешана цепочками и бусами. В руках она держала матерчатую сумку, из которой торчали кульки. За ней вошел мужчина в полосатом костюме, галстуке и розовой рубашке, на носу его топорщились очки в пластмассовой оправе. «Знакомьтесь, знакомьтесь, — нетерпеливо сказал Петр Сергеевич, и в голосе его послышались какие-то визгливые нотки. — Это Наталья Дмитриевна, а это — Игорь Николаевич». Не успели гости сесть, как в дверь снова позвонили. На этот раз пришел молодой человек с лысой яйцеобразной головой и густой бородой, тоже в очках. «А это — наш дорогой Владимир Иванович, молодой ученый. И, конечно, поэт в душе. Ну-с, а теперь прошу всех присаживаться. Поговорим о деле. Собственно для чего мы здесь собрались? Россия сейчас почти погибла, интеллигенция полностью оторвана от народа, она стоит на коленях, а культура растоптана. Наша задача — возродить культуру, а культура растоптана. А для того, чтобы возродить культуру, нужно поднять интеллигенцию с колен, духовно преобразить…»

«Да, — вмешался сын Петра Сергеевича с горящими глазами, — свобода Для нас дороже жизни.»

«Браво, браво, молодой человек,» — сказал Игорь Николаевич, который сидел рядом с Марусей.

«Да, да, — подтвердил Петр Сергеевич, — но коммунистов мы не берем в нашу партию. Единственно, кого не берем. — это коммунистов…»

«Ну и зря, — вмешался Игорь Николаевич, — коммунисты тоже неплохие ребята…»

Тем временем жена Петра Сергеевича неслышными шагами ходила взад-вперед и накрывала на стол. На столе появилась белая скатерть, а затем соленая рыба, ветчина, огурцы, потом горячая картошка и бутылка водки. Петр Сергеевич предложил всем перекусить и продолжить обсуждение. Все с аппетитом принялись за еду. Петр Сергеевич налил водки и предложил тост за свободу и демократию. Все с энтузиазмом выпили, причем Петр Сергеевич встал, обошел всех и старательно чокнулся с каждым. Потом последовал тост за женщин. «Скажите, пожалуйста, — сказал Петр Сергеевич, уже немного расслабившись, почему это я женщин люблю, а они меня — нет?»

«Об этом лучше спросить у вашей супруги,» — заметила Наталья Дмитриевна.

«Видишь ли, миленький, — комариным голоском проговорила бледная иссушенная жена Петра Сергеевича. — ты любишь разных женщин, а каждая женщина хочет быть избранницей». При этом она так жалобно протянула слово «избранница», что Маруся подумала, что она сейчас разрыдается. Петр Сергеевич уставился на жену, глаза его были непроницаемы, как пуговицы, только где-то там, в самой глубине, теплился безумный огонек.