Голубая кровь

Игорь Николаевич, сидевший рядом с Марусей, совсем осовел, он ослабил себе ремень на брюках и развалился на диване. Л Наталья Дмитриевна говорила без умолку. Она рассказывала про экстрасенсов, о том, что у нее самой недавно открылись сверхъестественные способности, и от нее глохнут телевизоры. А недавно она была на выставке в музее Достоевского — при этих словах она указала на бюст писателя, стоявший на книжной полке в углу комнаты — и там на картинах не было ничего, кроме квадратов и кружочков, но эти квадраты и кружочки так и высасывали из нее всю энергию…

Бородатый карлик, сидевший рядом с Натальей Дмитриевной, болезненно поежился в кресле. Наталья Дмитриевна повернулась к нему: «Вам холодно?» Карлик доверчиво закивал головой и обхватил свои плечи руками. «А знаете, почему вам холодно? — вдруг сказала Наталья Дмитриевна, — Потому что у вас низкая жизненная программа!» Карлик вжался в кресло. Наступила неловкая пауза.

«Да, а вот я еще знаю, — сказала подруга высокого Ромы Света, чтобы немного разрядить обстановку, — одна моя знакомая была на сеансе экстрасенса. Потом проснулась ночью, а ее руки сами так себя и массируют, так и массируют. А она на свои руки смотрит и запоминает, — где какая точка находится…»

«Да, Светочка, вот видите, — сказала Наталья Дмитриевна, — а я вот сама чувствую, что все наше поле здесь очень густо сконцентрировано, надо немного разрядить.»

При этих словах она вдруг замолчала и сосредоточенно уставилась на противоположную стену. Маруся чувствовала себя не очень уютно. Тем временем кто-то вспомнил про академика Сахарова.

«А, — сказала Наталья Дмитриевна, мгновенно очнувшись, — Сахарова на семь лет раньше забрал к себе Космос.»

«Почему?» — спросил Игорь Николаевич.

«Грешок какой-нибудь был. И это подпортило его ауру,» — пояснила Наталья Дмитриевна.

«Понятно, — задумчиво сказал Игорь Николаевич, — в его ауре дырка образовалась и через эту дырку…»

«Да, да, точно! Я вот сама, будучи уже не слишком молодой, вдруг что-то поняла. Схватила свою дочь под мышку и побежала креститься. Не в какой-нибудь там собор, а в обыкновенную церквушку на Охтинском кладбище. И оказалось — не просто так — там ведь вся моя родня похоронена, а я-то этого тогда не знала, но вот как-то почувствовала. Вот я и окрестилась — надо же мне приобрести покровительство космических сил.»

«Да, возможно, вы правы, — сказал Петр Сергеевич. — Но посмотрите, что сейчас с Россией! До чего ее довели! Ведь она уже почти погибла!»

«А вам не кажется, что Россия это заслужила?» — свысока спросила Наталья Дмитриевна.

«Каким же образом?» — спросил Петр Сергеевич.

Тут с дивана поднялся Владимир Иванович.

«Вы все немного ош-шибаетесь, — заикаясь сказал он, — вот я п-пишу д-диссертацию как раз по теме русской и-истории. вот мы с моим р-р-руководи-телем н-недавно обсуждали как раз этот в-вопрос. Я вам с-сейчас все объясню. Вы п-п-просто заблуждаетесь…»

«Да, да, — подтвердила Наталья Дмитриевна, — вы человек высокой цели. У вас высокая жизненная программа.»

«Спасибо,» — вежливо сказал Владимир Иванович, но продолжить не успел.

«А теперь чай,» — объявил сын, появившись в комнате с кухни.

«Так каковы же цели и средства вашего движения? — спросила Наталья Дмитриевна, — Нужно же определиться. Ведь без этого же ничего не получится.»

«Послушайте, — Петр Сергеевич мечтательно посмотрел в окно, — ведь встречаются два человека — мужчина и женщина — и мужчина говорит женщине: „Я тебя люблю“ Какие здесь цели? Какие средства? Брак это цель? Или средство? Здесь так просто не ответишь. Я написал книгу. Эта книга будет издана, возможно, при помощи мюнхенских друзей из христианской демократической партии. Регистрировать наше общество мы не будем, я поклялся, пока советская власть существует не вступать с ней ни в какие отношения. Я же и в психушке в свое время сидел.»

«Какой ужас! — сказала Наталья Дмитриевна — Подлецы! Они хотели бы и саму свободу в психушку посадить! Но настоящего интеллигента не сломишь ни тюрьмой, ни психушкой!»