Голубая кровь

И теперь совершенно ничего не понимающий полуэльф растерянно крутил в дрожащих руках испорченный нож и жалобно смотрел на нас с Кейретом — он тоже был вчера в Кристальном зале и своими глазами видел мою смерть, поэтому триумфальное воскрешение «дождя» сперва вызвало у него вполне обоснованный страх — Дин решил, что я призрак. Правда, когда я решительно потребовала на завтрак его замечательных горячих булочек, все сомнения отпали сами собой, но теперь он был твердо уверен, что я что-то вроде нового вейранского божества. А «божество» так же глупо, как и все остальные, таращилось на блиноподобный ножик и ровным счетом ничего не понимало.

— О! А вот и первый тэй'ни проснулся! — жизнерадостный голосок Тэй невозможно было спутать ни с кем другим, поэтому я уже не удивилась, когда, обернувшись, узрела сияющую довольством девушку. Она казалась еще прекрасней, чем обычно, и если бы существовали вулканы, которые извергали бы здоровье и красоту, Тэй точно была бы одним из них.

— Что ты имеешь в виду? — взволнованно спросил Кейрет, и Тэй улыбнулась еще шире:

— А то, что теперь в тэй'ни недостатка у меня не будет. Вы же знаете, со времен Алой войны магия крови была под негласным запретом, и не было ни одного вейра, кто разбудил бы свою кровь. Кроме вас с Летой. И как выяснилось, это произошло не зря — ее голубая кровь подарила частичку ее дара каждому вейру, и теперь все они — слышите, абсолютно все! — владеют магией металла! — ликующий голос Тэй взвился под потолок, и в наступившей тишине вновь зазвенели золотые монетки ее смеха:

— Так что скучному существованию конец, дел у меня теперь будет невпроворот!

Давно рассеялась оставшаяся после исчезновения Тэй полупрозрачная дымка, затихло эхо ее переливчатого смеха, а мы всё стояли и никак не могли до конца поверить в ее слова. Так значит, вот что случилось сегодня с Дином — он впервые неосознанно воспользовался магией металла…

От размышлений меня отвлек немного виноватый, но все же полный решимости голос Рьена. Эльф тянул меня за рукав в сторону выхода из «Закатного луча»:

— Лета, я, конечно, все понимаю, воскрешение из мертвых и все такое… Но через несколько дней нам предстоит возвращаться в Меору, и пока ты еще куда-нибудь не вляпалась, давай напишем уже отчет о нашей практике! Ну и вещи соберем, в конце концов…

Я жалобно оглянулась на Кейрета, в надежде, что он найдет, что возразить решительно настроенному эльфу, но он лишь легонько прижался губами к моему виску и прошептал:

— Не расстраивайся, это займет всего несколько часов…

Как ни печально было это осознавать, но «несколько часов» растянулись на целый день. В моей комнате было идеально чисто — хотя я так и не поняла, когда там успели убрать следы чудовищной смерти магистра Толлена, — и все мои вещи были на своих местах. Мне пришлось слово в слово повторить Рьену рассказ магистра о его роли в случившемся, и не сказать, что это далось мне так легко. Но, когда рассказ был закончен, я с удивлением поняла, что мне стало гораздо легче — видимо, я очень нуждалась в том, чтобы разделить с кем-нибудь этот груз.

Сосредоточенно хмуривший брови Рьен, выслушав меня, категорично заявил, что мы должны обязательно описать в отчетах все произошедшее — это-то и заняло у меня почти весь день и, по всей видимости, займет еще и следующий. В результате поздним вечером, когда неугомонный эльф наконец оставил меня в покое и ушел к себе, я еле нашла силы доползти до кровати. Не знаю, в усталости здесь дело или в моей вечной беспечности, но предательский шорох я услышала слишком поздно, уже когда к тревожно забившейся жилке на моей шее прижался холодный и, скорее всего, очень острый нож. Я замерла, боясь пошевелиться и страшась даже поглубже вдохнуть.

Медленно, очень медленно я отодвинулась назад и села, прижимаясь к спинке кровати. Из темноты комнаты выступила размытая фигура, а когда неверные огоньки свечей выхватили из мрака ее лицо… Эти прозрачно-льдистые глаза я узнала бы среди тысяч других, и холодная маска безразличия на лице могла принадлежать только одному существу во всем мире. Передо мной была королева собственной персоной.

Острие ножа уперлось в шею прямо под подбородком:

— Встань, — резкий, как хлыст, приказ вспорол прохладный воздух, и я не замедлила послушаться. Не знаю даже, что было острее — лезвие кинжала или сталь в голосе королевы, но и то, и другое было чрезвычайно убедительным…

* * *