Голубая кровь

— Среди нас смертный двурукий, и мы смогли понять друг друга. Я надеюсь, что мы сможем договориться и с другими. Они не похожи на нас, Садраксиюшти, но иногда они заслуживают того, чтобы я относился к ним как и к тем, кого породил.

— Это иллюзия, Шигауханам. Подобная иллюзия погубила твоего Отца и весь прекрасный мир, который он создал. Он не позволил мне уничтожить здешних богов и их детей, он хотел жить с ними в согласии, но предал страшной смерти аухканов. Справедливо ли это?

— Нет. Но ты, великолепная, никому не оставишь шанса выжить. После тебя здесь не будет двуруких.

— Неужели это не радует? Я предлагаю тебе помощь, Шигауханам. Я предлагаю свою поддержку тому, кто мог быть и моим сыном. Вдвоем мы очистим землю от этих подлых и коварных тварей, отомстим за крах империи Шисансанома, и ты сможешь создать новое царство, в котором никто и никогда не будет угрожать аухканам.

— Это так заманчиво, великолепная, что я боюсь искушения.

— Тогда соглашайся!

— Я признателен тебе за то, что ты пришла издалека, чтобы защитить меня. Но я прошу о милости. Не убивай ни людей, ни их богов. Жизнь не должна происходить из смерти, а только из другой жизни.

— Так не бывает, детеныш, — печально подумала богиня. — На самом деле так никогда не бывает. Мы с твоим отцом желали всего лишь любить друг друга; и что же стало с нами? Он прежний, но где-то, а не со мной. Я — здесь. Но я не прежняя. Они убили во мне ту Садраксиюшти, что умела любить и прощать. И ее смерть привела к рождению нынешней Садраксиюшти — той, что уже уничтожила шесть великих миров.

Шигауханам не только слышал ее мысли, но и видел их.

/По багровой равнине под алым небом, на котором сияют три солнца, отчаянно бегут куда-то странные трехглазые твари, покрытые чешуей, а за их спинами рушится лес стройных витых башенок, объятых племенем, и парит над городом, распустив сверкающие крылья, их многоглазая смерть…

Над бескрайним океаном висит пар, и морские существа мечутся, не в силах спрятаться или спастись. Вода становится все горячей, а на глубине, где осталась вожделенная прохлада, их расплющит давление. Они еще пытаются сопротивляться, и их колесницы, запряженные морскими змеями, носятся среди обжигающих волн, но жалкие стрелы с костяными наконечниками не могут поразить бессмертную Садраксиюшти, которая хлещет несчастных хвостом, уничтожая их сотнями. И подводные города обречены на запустение и медленную гибель. Никто больше не будет жить в перламутровых раковинах, никто не сможет легкой тенью скользить среди мерно колышущихся водяных растений, и только глубоководные рыбы обрадуются нежданному пиршеству, когда станут падать на дно изуродованные останки морского воинства…

Краснокожие двурукие, головы которых покрыты извивающимися волосами? тщетно пытаются поразить великую богиню из причудливых орудий, стреляющих горящими снарядами. Их неприступная крепость, выращенная на розовых скалах, исступленно кричит, предчувствуя скорую гибель…/

— Я не щажу никого, ведь и меня не пощадили когда-то, — горестно говорит богиня. — И тебя тоже не пощадят, детеныш. Ни в одном из миров, что играя создал Творец Югран, нет жалости и сострадания. И не пытайся их искать.

— У тебя свой путь, великолепная. У меня — свой.

— Ты горд, детеныш Шисансанома. Однако помни: ты велик, но не всемогущ. Ни один из нас не может быть уверен в том, что бессмертие и сила защитят его. И потому говорю тебе: я, Садраксиюшти, один раз уже согласилась сохранить людям и богам Рамора жизнь, и сожалею об этом. Но на сей раз я не стану ждать. Я вмешаюсь тогда, когда сочту нужным. Ибо я не желаю наблюдать смерть того, кого бесконечно любила бы, если бы все еще умела любить…

ГЛАВА 9

1