Голубая кровь

Толпы павших некогда воинов гнал против Шигауханама яростный Суфадонекса, и наступал мрачный Ягма, выпивающий жизнь до дна, досуха, и поселяющий в опустевшем сосуде свое детище — Смерть…

А также наступали на холм сотни мелких и злобных божков, порожденных ими, — мороки, кровососы, хищные тени умерших, но неуспокоившихся. ..

Они окружили Шигауханама со всех сторон, но само сражение не успело начаться.

Ибо пролился на землю огненный дождь и исполинская крылатая тень закрыла собою небо.

— Я пришла за вами, — произнес вкрадчивый голос.

И боги Рамора похолодели.

Садраксиюшти…

Килиан старался не отставать от маленького воина на чалом коне, но это было почти невозможно сделать в суматохе сражения.

Грациозные и ловкие твари, щелкавшие челюстями

/щелк — и нет человека, щелк — и еще одна жизнь прервана…/

с невероятной скоростью, пронзавшие насквозь и панцири, и хрупкие тела, косящие серпами, хлещущие бронированными хвостами, наседали на его эстиантов и теснили их от холма, несмотря на то что многоруких было значительно меньше. Но прежде чем людям удавалось убить одного из них, он уносил десятки жизней.

Великолепный прыжок — и многорукий с длинными копьевидными

/руками?/

приземлился в самом центре кольца атакующих. Они кричат, кричат, кричат… вспоротые животы, скользкие внутренности, выпадающие между трясущихся пальцев, полные ужаса и доверия глаза — я же только что был жив… воин хватается за разорванное горло, пытаясь сжать так, чтобы остановить поток крови… шип третьей клешни чудовища, с хрустом вломившийся в низкий лоб под гривой желтых волос… воин с корявым шрамом поперек лица, повисший на обломке собственного копья…

В конце концов Килиану удалось собрать вокруг себя больше сотни эстиантов, и он повел их в атаку на холм. Только что рухнула часть стены, и там суетились какие-то отвратительные личинки исполинского размера. Впрочем, все аухканы поражали людей своей величиной.

Если удастся прорваться в тыл врага, развернуть эстиантов и ударить в спину войскам Руфа Кайнена…

/Он сражался там, на холме, — великолепный и мощный.

Тогда, ночью, в цитадели, Килиан не сумел как следует разглядеть брата, но теперь он мог наблюдать Руфа во всем блеске и величии. Двурукий воин во главе армии чудовищ, спину которого прикрывали двое аухканов (один из них возвышался над исполином Руфом, как скала, второй был только немного выше), напоминал скорее бога, нежели человека.

Килиан не знал, стал ли Руф Кайнен богом, но то, что он не остался человеком, было очевидно.

Длинный меч летал в могучих руках, черные доспехи оставались черными — алая кровь была на них почти не видна.

Когда-то, в прошлой жизни, Аддон Кайнен учил своего сына Килиана сражаться на мечах. И без устали повторял, что смотреть надо не на руки, а в глаза противника, ибо именно по глазам можно угадать следующее движение.

Килиан содрогался, представляя, что сейчас раллодены, ползшие на холм, отвоевывавшие его пядь за пядью, вынуждены смотреть в лишенные выражения черные, матово блестящие глаза аухкана, чей череп служил Руфу шлемом… /

Килиан мечтал хотя бы раз заглянуть в эти глаза.

4

Садеон понимал, что не успеет убежать. Куда там!

Он лихорадочно работал, заделывая брешь в стене и стараясь не думать о том, что раствор еще слишком мягкий и двурукие с легкостью пробьются сквозь него, если захотят.