Он исполнял свой долг так же, как масаари-нинцае, погибавшие один за другим там, за стенами Города.
Садеон то и дело слышал их мысли, и ему было страшно и горько. Впрочем, это ничего не меняло. Даже если бы Созидателю было где скрыться от врага, он не стал бы этого делать.
Соседняя часть стены рухнула, осыпав его пылью и обломками. Шетширо-циор поднялся — маленький, жалкий, похожий на мохнатый столбик с черными глазками…
Над ним нависала храпящая лошадиная морда. Всадник высоко занес истекающий голубым клинок.
Садеон охотно бы закрыл глаза, но аухканы не умеют этого делать…
— Отойди от него! — рявкнул Руф.
Килиан отшатнулся от гигантского волосатого червяка и обернулся к брату. Наконец-то они встретились при свете дня.
Несколько эстиантов неосмотрительно бросились на человека
угрожавшего их командиру, преодолевая страх перед ним, немыслимым, казавшимся порождением кошмара.
Он так легко, почти небрежно развернулся, что Килиан не сразу понял, что остался один на один с командиром вражеского войска.
Четверо эстиантов лежали на земле, бессильно раскинув руки, и их глаза удивленно глядели на проплывающие там, в недоступной вышине, облака.
Другие сражались с охранниками Двурукого, и это сражение больше походило на побоище. Ни один эстиант не мог противостоять мощи пантафолта и нечеловеческой стремительности тагдаше. Кайнен не знал, как называются эти аухканы, но видел, что они принадлежат к разным родам войск…
Они обменялись с Руфом первыми ударами.
— Это Арзу бакан, — негромко произнес Руф. Или эти слова раздались прямо в разгоряченном сознании Килиана?
— Арзубакан из рода пантафолтов, — продолжал Двурукий, тесня брата.
Обычно всадник имеет преимущества перед пешим, но сейчас конь плясал и горячился, солнце слепило глаза, меч казался хрупким и ненадежным, а собственное тело — неповоротливым и до жути беззащитным.
— Зачем?! — выкрикнул Килиан, понимая, что Руф играет с ним, как сытый тисго гоняет по полю отчаявшуюся жертву, прежде чем вонзить в нее свои острые когти. — Зачем ты мне это говоришь?!
— Хочу, чтобы ты знал, кто убьет тебя. Сильнейший рывок сбросил Килиана с коня. Он грянулся оземь, приподнялся, мотая головой, оглушенный ударом. Последний выпад должен был последовать именно сейчас. Но…
— Мне некогда, — сказал Руф. — Уходи. Уходи с поля битвы — тебе тут не выжить. Ты слишком смел и слишком слаб, чтобы остаться в живых.
Он повернулся, покидая место сражения — этот участок Города снова перешел к аухканам. Отряд эстиантов был уничтожен, и шетширо-циор принялись восстанавливать стену.
Обстрел Города значительно ослаб, ибо жаттероны исправно выполняли поставленную перед ними задачу. Почти ни одной месгенеры не осталось в распоряжении таленара Аддона, и всего несколько бираторов еще могли наносить повреждения вражеской крепости. Возле них сейчас кипел отчаянный, яростный бой.
Килиан уперся обезумевшим взглядом в широкую спину, закрытую черным панцирем.
Ему было страшнее и отвратительнее, чем в прошлый раз. Страх он испытывал перед Руфом, отвращение — по отношению к себе. Неужели он не способен ни на что другое, кроме предательских ударов?
Впрочем, мысли эти — вернее, обрывки мыслей — пронеслись молниеносно. Он знал одно: Двурукий — предводитель вражеского войска — может быть побежден и уничтожен и нельзя упускать такой шанс.
Килиан вскочил на ноги и бросился на брата.
Его расширенные глаза столкнулись с безразличным взглядом черных немигающих глаз. Что-то острое и беспощадное, круша ребра и хребет, проникало в него, обжигая жидким огнем. Боль вспыхнула сразу в нескольких точках мгновенно ослабевшего тела.
— Что это?
— Арзубакан из рода пантафолтов, — четко сказал Руф. — Я не имею права умереть…
Он легко выдернул меч из раны, и оттуда неостановимым потоком хлынула темная кровь.