Голубая луна

— Лови. — Манденауэр бросил мне патронташ. И снова мне пришлось его ловить, чтобы не получить по зубам.

— Может, прекратите уже это делать? — попросила я.

— Что?

— Швыряться в меня тяжелыми штуковинами. — Я перебросила патронташ через плечо. — Кроме того, мне нравится моя собственная амуниция.

Я потрясла взятой из сейфа коробкой. Внутри загремели патроны. Вес ящичка как раз идеально мне подходил.

— Мои пули лучше.

— Почему? — нахмурилась я.

— Они сделаны специально для волков.

— Дайте-ка угадаю. — Я пощупала блестящие в патронташе пули. По крайней мере, они нужного калибра. — Серебряные?

Я думала, что он фыркнет, а то и рассмеется. Вместо этого он прищурился и склонил голову набок. Он открыл рот, чтобы сказать… неизвестно что, поскольку в эту секунду ночную темноту прорезал протяжный скорбный вой, раздавшийся так близко, что мы подпрыгнули от неожиданности. Манденауэр устремился в лес, я шла за ним по пятам.

Так как луна не освещала нам путь, пришлось воспользоваться фонарями. Капли крови на земле, листьях и ветках говорили, что укусивший Мэла волк порезался осколками разбитого стекла. Но являются ли черный волк и волк-камикадзе одним и тем же животным? Без понятия. Я вздрогнула при мысли о том, что мы идем по следу одного волка, а другой в это же время идет по нашему, и мне захотелось очутиться в безопасности на дереве.

Но Манденауэр не боялся. Он проворно двигался почти вприпрыжку, я почти чувствовала, как его словно окутывает туманом азарта. Он резко остановился, и я чуть не врезалась в его спину.

— Что такое? — шепнула я.

Манденауэр напрягся, а затем резко провел пальцем по горлу.

Повинуясь, я подняла одну руку. Ладно, ладно, я молчу.

Я опустила руку и вытянула ее раскрытой ладонью вперед, жестом повторяя вопрос. Манденауэр пошевелил длинным костлявым пальцем туда-сюда. На этом месте след раздваивался.

Он наклонился, и я повторила за ним. Когда он посветил направо, цепочка капель крови заблестела на земле и листьях. Манденауэр пару раз втянул в себя воздух, затем посветил налево. Посредине этого следа красовалась большая куча свежего дерьма.

Гм. Видимо, таким способом волк хотел сказать: «Ха-ха-ха!».

Рука Манденауэра сжалась на винтовке. Он покосился на меня, и я впервые увидела в его глазах истинные эмоции. Он был в ярости. Ткнул пальцем в себя, затем указал на след слева. Ткнул в меня и махнул рукой вправо. Я нахмурилась и покачала головой.

Разделиться? Это очень, очень плохая идея.

Он поднял два пальца и снова указал на уходящие в обе стороны следы. «Их двое, и нас двое».

Поднял ружье. «Мы вооружены».

Верно. И почему меня это не впечатляет?

В конце концов, я пошла направо, а Манденауэр налево. Из жестов — каждый раз, когда я пыталась шептать, старик делал жуткое движение, словно рассекал себе горло, — я поняла, что через час мы должны встретиться в доме. Если один из нас наткнется на волка, то пристрелит его. А другой услышит звук выстрела и прибежит на подмогу.

Мне пришлось вставить в ружье серебряные пули. Да и какая разница? Серебро убивает не хуже свинца. А в этом случае, возможно, даже лучше.

Я воспользовалась небольшим карманным фонариком из бардачка, а Манденауэру отдала яркий полицейский фонарь. Пусть он и двигается как пятидесятилетний, ему все же восемьдесят, как и его глазам.

В результате я шла медленнее него, часто останавливаясь, чтобы убедиться, что все еще иду по кровавому следу. Вскоре Манденауэр исчез и из поля зрения, и из диапазона слышимости. Я осталась совсем одна, и впервые в жизни мне это совсем не понравилось.

Прежде я бродила по этим лесам в любое время дня и ночи и никогда не чувствовала себя не в своей тарелке и как на ладони у кого-то, следящего за мной. А сегодня все эти ощущения навалились на меня одновременно с…

За спиной треснула ветка. Я развернулась на месте. Ничего. Ну, то есть ничего из того, что я могла бы разглядеть.

— Никто тебя не преследует. — Я надеялась, что звук собственного голоса успокоит меня. Но слова прозвучали громче выстрела, и сердце только забилось быстрее. Раз уж я начала разговаривать сама с собой, неужели недолго осталось до полного безумия? Что, дальше я поверю в рассказы Кадотта об оборотнях?

«Хрусь».

Я внимательнее вгляделась в лес. Между двух деревьев по земле стелилась тень, больше похожая на человеческую, нежели на волчью. Я покачала головой. Закрыла глаза, снова их открыла. Ничего.

Я позволила воображению разгуляться, и теперь, кроме самой себя, мне некого винить в том, что я слишком отвлеклась на волшебные сказки и не заметила, как ко мне подкрадывается огромный хищный настоящий волк. Я покрепче стиснула в руках ружье и двинулась по тропинке дальше.

Но изгнать из головы мысли о Кадотте было не так-то просто. Он не желал покидать мой разум, хотя я и пыталась вытолкнуть его оттуда. Когда мы снова увидимся? И чего мне ждать от этой встречи?

Про себя я фыркнула. Я знала ответы на оба эти вопроса: мы окажемся в постели, и скорее рано, чем поздно. Сто процентов.

Краем глаза я снова уловила тень. Посветила фонариком в кусты и увидела спасающегося от яркого луча опоссума.