— Так я ж храплю! — мрачно предупреждает его Дробанюк, не то чтобы надеясь что-либо изменить, скорее — по инерции, от неприятия этого желчного человека.
— Я тоже, — отвечает тот. — Значит, будем дуэтом. — И он протягивает Дробанюку руку — Поликарпов, Иван Сергеевич.
— Очень приятно, — отвечает Дробанюк, хотя никакой приятности не ощущает.
Не обращая внимания на кислую физиономию Дробанюка, Поликарпов уверенно устраивается. Ему, видимо, тоже нравится здесь. Он одобрительно причмокивает, осматривая кресла, телевизор.
— Ты глянь, — толкует он при этом, — как в фешенебельном отеле где-нибудь за границей.
— Да сколько ж нам лаптями щи хлебать? — возражает ему Дробанюк. — Пора и на современный уровень выходить.
— Пора-то пора, — вроде соглашается Поликарпов. — Только ж, наверное, надо бы чуток по Бернсу: когда, зачем сколько и тэ дэ…
Дробанюк скептически хмыкает:
— По-вашему, лучше было бы, если бы нас поселили в палатках, на подстилках из соломы, и уборную рядом выкопали?
— Зачем же так мрачно? — возражает Поликарпов. — Просто все должно быть в меру. Вот, например, этот дорогостоящий ящик… — Он хлопает ладонью по телевизору. — Есть же внизу, в холле, — и хватит.
— То в холле, а то тут… — произносит Дробанюк тоном неоспоримого превосходства в своей логике. — В холле шумно, народ туда-сюда ходит, там не сосредоточишься, если, допустим, хороший фильм смотреть. А тут, в комнате, спокойствие и тишина, все условия.
— Тогда зачем этот ящик нужен в холле?
— Как — зачем? — Дробанюк всем своим видом показывает, что никак не может принять его детские рассуждения. — Это, так сказать, визитная карточка учреждения, я так понимаю.
— Хороша карточка!.. — усмехается Поликарпов. — Стоимостью почти в тысячу рубликов. Можно было и подешевле, если уж на то пошло…
И тут Дробанюк наносит ему непоправимый, с его точки зрения, удар.
— Если уж на то пошло, — повторяет он слова своего оппонента, но явно с иронией, — то этот ящик, — тут Дробанюк тоже прихлопывает для пущей убедительности ладонью телевизор, — государству обходится всего в какие-то рубли. — И победно уставляется на Поликарпова — Вам жалко какие-то рубли?
— Жалко и один рублик, если на ветер выбрасывать, — не поддается тот. — Но откуда такие данные?
— Неважно, — снисходительно отвечает Дробанюк. Сейчас он чувствует себя на недосягаемой для соперника высоте. — Важно, что это факт.
Поликарпов неопределенно пожимает плечами. Разговаривая, он в то же время определяет свои вещи, вытаскивая их из небольшого чемоданчика, тогда как Дробанюк в полемическом запале стоит посреди комнаты и усиленно жестикулирует, добавляя мыслям убедительности. Да и спорит Поликарпов как бы между прочим, не глядя на собеседника, и это коробит Дробанюка, который видит в этом какое-то пренебрежение к себе. И вдруг Дробанюк ловит себя на том, что ждет, извлечет ли его оппонент вслед за мылом, зубной щеткой, электробритвой и прочей командировочной дребеденью из своего чемоданчика главное — водку. Но вот уже водружены на свое место и мыло, и электробритва, повешены на плечики в шкаф рубашки, а бутылок все нет. Сам Дробанюк прихватил их целую батарею — шесть штук, как и договаривались с Ухлюпиным. Ехали-то в неизвестность, важно было создать прочный запас горючего. А тут вот — ни одного пузырька, ни одной паршивенькой чекушечки! А в довершение всего из чемоданчика вытащены две довольно толстые книги.
«Он что? — размышляет Дробанюк. — Жадина-говядина или язвенник? Как же можно ехать на семинар на лоно природы и не захватить хоть пару бутылочек?!»
— А взять наш семинар? — продолжает свое Поликарпов, все ж таки извлекая напоследок из чемоданчика и лекарства. «Язвенник, наверное», — делает вывод Дробанюк. Это уже полегче малость — когда с хворью, хуже, когда принципиально не потребляет, и тогда ломай голову, что за этим стоит. — На кой леший понадобилось его устраивать в конце месяца и, соответственно, в конце квартала, когда дел обычно невпроворот?
— Да разве ж непонятно? — возмущает это Дробанюка. Чего, чего, а такой черной неблагодарности он не ожидал. — Разве не ясно, какое доброе дело для нас сделали?! — Он готов в эту минуту тигром наброситься на Поликарпова.
— Доброе? — с олимпийским спокойствием возражает тот. — Что-то не могу в толк взять я… Ты объясни мне, пожалуйста.
— Объясню, еще как объясню! — с напором продолжает Дробанюк. — Да тебя на такую чудную природу выволокли — подышать свежим озоном, мозги прочистить. Разве ты этого не усек? — переходит он сознательно на «ты», чувствуя за собой инициативу. Противника важно вовремя припереть всеми имеющимися средствами к стенке.
— Само по себе это хорошо, я не спорю, — говорит Поликарпов. — Но если уж на то пошло, — снова возвращается он к привычной фразе — наверное, она у него в большом почете, — то с какой стати?
— Забота о кадрах, дорогой товарищ! — чеканит по слову Дробанюк, подняв вверх палец. — Забота с большой буквы?
— Странно, — не соглашается тот. — Для этого есть отпуска, путевки. А тут — семинар… Во всей стране, наверное, такого не сыщешь.