Голубая мечта<br />(Юмористическая повесть в эпизодах)

— П-позвольте мне, прекрасная! — взвивается опять Зыбин, но язык у него теперь настолько заплетается, что-никто его слов разобрать не может.

…Возвращается в свою комнату Дробанюк далеко за полночь. К его удивлению, свет горит, а Поликарпов лежа в кровати читает книгу. Дробанюк тяжело сваливается в кресла и, громко икнув, изрядно хмельным голосом спрашивает:

— Ну, ты на работу звонил?

— Звонил, конечно, — отвечает Поликарпов, не отрывая взгляда от книги.

— Ну и как?

— Да вроде ничего.

— Вот видишь, — поучительно произносит Дробанюк. — Только монеты потратил. Лучше бы любовнице позвонил. А я вот, я, — тычет он пальцем себя в грудь, — и звонить не буду. П-принципиально!

— Значит, у тебя все в порядке, — делает вывод Поликарпов.

— У меня все в порядке?! — удивленно округляет глаза Дробанюк. — Да у меня план горит так, что в пожарную звонить надо! Шестой месяц подряд горит! Полугодие целое! Между прочим, потому и не звоню, что бесполезно. Все равно мои охламоны ничего не сумеют сделать без меня.

Он опасливо озирается по сторонам, затем прикладывает к губам палец.

— Только между нами, девочками… Сугубо!.. Знаешь, у меня такая кадра-а! Такая кадра! Любой план завалить с моей кадрой можно! У меня главный инженер — чудо верхнего образования! Он у меня главный неинженер, понял? Не-инже-нер! Он мореплаватель, плотник, композитор, составитель поездов — кто угодно, только не инженер! Тебе нужен составитель поездов? — уставляется Дробанюк на Поликарпова.

Тот в усмешке качает головой.

— То-то и оно! — заключает Дробанюк, восприняв это как отказ. — И звонить я принципиально не буду. Я буду сейчас спать… Кстати, а почему не спишь ты? — с подозрительностью спрашивает он Поликарпова. — Почему ты не дремлешь?

— Попробуй засни, если весь профилакторий ходором ходит, — отвечает тот.

Напряженно задумавшись, Дробанюк какое-то время анализирует ответ. Да, действительно отовсюду доносятся громкий говор, смех, песни.

— А «Кумпарситу» ты слыхал? — вдруг спрашивает он.

— Это танго, что ли? Да, по телеку сегодня показывали.

— А как танцуют, видел?

— Я же говорю — по телеку показывали, — объясняет Поликарпов. — Пахомова и Горшков исполняли.

— Не, то не фонтан! — решительным жестом отвергает этот вариант Дробанюк. — Ты видел, как «Кумпарситу» танцевали Ухлюпин с мадонной? — И в ответ на недоуменное выражение на лице у Поликарпова с гордым вызовом в голосе произносит — Ты многое потерял, Иван Сергеевич! Такого даже по аргентинскому телевидению не увидишь!..

На следующий день Дробанюк просыпается с похмельно гудящей головой и долго не может встать — та при малейшем движении отдает пульсирующими болями в затылке. Лежит он, отвернувшись к стенке, стараясь лишний раз не ворочаться.

— На завтрак идешь? — легонько толкает его в бок Поликарпов.

— Ой, да какой там завтрак! — со стоном отзывается Дробанюк.

— Так ведь девять уже! Как бы не проспал.

— Завтракай без меня, — жалостливо говорит Дробанюк. — А если рассол будут давать, захвати мою порцию, ладно?..

Поднимается он часа через два, долго принимает горячий душ и только после этого немного приходит в себя. Затем, захватив пляжные принадлежности, спускается вниз, намереваясь пойти на речку. В холле у телефонного автомата толпятся жаждущие звонить. В кабине, видимо, жарко, она слегка приоткрыта, и оттуда сейчас доносится взволнованный тенор.

— Сергей Маркович, родной, надо защиту усилить! Говорю, защиту усилить. А без этого вы ничего там не сделаете! Говорю, не сделаете! Любая комиссия вас забодает…

Обладателя взволнованного тенора заменяет рокочущий «бас, однако тема остается прежней.

— Надюша, это я. А где главный?.. А будет?.. Жаль. Ты передай ему, что я еще позвоню, обязательно позвоню. Пусть без меня ничего не предпринимает, поняла? Так и передай…

„С ума посходили люди, — думает Дробанюк. — Нет, чтобы отдохнуть как полагается…“

Ухлюпин уже на пляже. Лежит как ни в чем не бывало, подставив солнцу свои рыжие бакенбарды. Дробанюк устраивается рядышком.

— Живой? — спрашивает Ухлюпин.

— Какой там!.. — жалуется Дробанюк, у которого все еще дает о себе знать голова. — Ты давно здесь?

— Да с пару часиков уже. И на работу позвонил даже.

— Когда ж ты успел? — не верит Дробанюк.

— Кто рано встает, тому знаешь кто помогает? — вопросом на вопрос отвечает Ухлюпин. Он разговаривает, не открывая глаз. — Хотя бога, как известно, нет. А для тебя, Котя, его и не будет. Ты, так сказать, безбожник поневоле, причем воинствующий, потому что рано вставать не любишь. А по-простецки — бездельник. Но — кипучий, — уточняет он.

— Да ну тебя! — сердится Дробанюк. — Все вы тут как спятили! Возле телефонного автомата целая толпа. К ним по-человечески, создали все условия, чтобы отдохнуть, а они за телефон — ценные указания давать.

— Потому что болеют за производство, — лениво выговаривает слова Ухлюпин. — А ты, Котя, болеешь по другим причинам. Ты, наверное, много пьешь, стервец. Стаканами, должно быть.

— С тобой пью! — зло бросает обиженный Дробанюк.