Голубая мечта<br />(Юмористическая повесть в эпизодах)

— Так они тебе и приедут, — пессимистически усмехается тот.

— А я знаю, как припугнуть, — заверяет председатель сельсовета. — Есть одно верное средство.

— Бери, — разрешает участковый. — Только не подзалети. Иначе ремонтировать будешь за свой счет, нам особых средств не выделяют на это…

— Не дрожи, Степан Николаевич, — успокаивает тот. — Съезжу без приключений.

Председатель сельсовета выкарабкивается наверх по обрыву, а участковый достает из планшетки листки протоколов.

— Зафиксируем, значит, происшествие, — строгим голосом произносит он.

Дробанюк начинает объяснять ему, как все случилось. Это похоже на диктант — после каждого предложения или нескольких слов приходится поджидать, пока участковый запишет.

— Остальное — по окончательному выяснению, — подводит черту тот, когда Дробанюк заканчивает свой рассказ. — Ваши данные, товарищи свидетели?

У Дробанюка от этого вопроса внутри все обрывается. А пока он приходит в себя, с обрыва вдруг раздается голосок Кармен:

— Дробанюк Константин Павлович!

— Ваша фамилия тоже Дробанюк? — задирает голову вверх участковый, где, как на пьедестале какого-нибудь конкурса, кокетливо занеся ножку за ножку, статуей красоты возвышается Кармен.

— У меня другая, — очаровательно улыбаясь, с пугающей Дробанюка наивностью отвечает та.

«Неужели сейчас что-нибудь отмочит? — ежась, думает он. — Нашла перед кем блеснуть!..»

— Я Инна, между прочим, — продолжает строить участковому глазки Кармен. А тот, разинув рот, сверлит ее снизу своими щелочками. — А фамилия — Смычкова. Вам нравится?

Дробанюк с ужасом ждет, чем все это кончится, шея у него снова покрывается липким потом. Но тут доносится рокот моторной лодки, и привлеченный этим звуком участковый вопрошающе поднимает голову.

— Моторка? Вот хорошо… Ладно, потом допишем, — прячет он протокол в планшетку — к громадному облегчению Дробанюка.

Рокот все усиливается, и вот из-за крутого изгиба речки, рассекая грязно-бурый поток, показывается моторная лодка с двумя пассажирами. На корме торчит длинный багор. Неподалеку от омута двигатель выключают, и дальше лодка идет к берегу по инерции, тыкаясь затем мягко носом в песок.

Один из спасателей, крепыш невысокого роста, с усиками, выпрыгивает из лодки на берег, здоровается с участковым за руку.

— Что тут стряслось?

— Да вроде утонул кто-то.

— Почему же вроде? — возражает старикан. — Самолично чуть за ногу не вытащил. Вот и товарищ, — кивает он на Дробанюка, — тоже тянул и видел…

— Где? — уточняет спасатель.

— В омуте, где ж? Я это… сома ловил, будь он неладен, адвокат монополий, а подцепил незнакомую ногу. А потом, когда леска — тю-тю, не выдержала, вот товарищ попытку совершал — и тоже подцепил.

— Я тебя, отец, спрашиваю, где именно? Тут или там? — уточняет крепыш, показывая на омут.

— Да за лодкой сразу, — подсказывает Дробанюк. И вдруг он замечает, что сидящий в лодке за рулем атлетически сложенный красавец неотрывно смотрит вверх, туда, где должна стоять Кармен. Взгляд у него вызывающе наглый, липкий. Дробанюку от этого становится не по себе, он представляет себе, как там выделывается под его-взглядами его итальянское солнышко, и, чтобы не выдать себя, незаметно косится на обрыв. Кармен по-прежнему высится над кручей в своем потрясающем купальнике, будто нарочно демонстрируя свою довольно-таки изящную фигуру. Но теперь она уже не одна, рядом с ней уже несколько хуторянских старух, в глазах которых застыло ожидание предстоящего потрясения. «Ну вот и представители местной общественности, — безрадостно расценивает это Дробанюк. — А там и она сама подоспеет в полном составе. Радуйся, моя Кармен, — мысленно обращается он к Кармен. — Теперь есть кого и затмить. Хотя конкуренция и сильная…»

— Что будем делать? — спрашивает спасатель участкового. — Начнем?

— Валяй.

Крепыш забирается в лодку и облачается там в водолазный костюм. Представители общественности на круче живо начинают обсуждать это событие.

— Гляди-ко, водолаз настоящий…

— Нырять будет значит.

— А я думала, крюком шарить начнут…

Эти реплики заставляют участкового оглянуться.

— Что, народ? Делать дома нечего?

Дробанюк с надеждой ждет, что тот разгонит зевак, но участковый настроен, видимо, миролюбиво.

— Только тут без комментариев, ясно? — предупреждает он общественность строгим голосом. Но все ж рациональную мысль из их реплик он извлек, потому что тут же предлагает крепышу сначала попробовать пошарить багром.

— Бесполезно, — возражает тот. — Тут сумасшедшая глубина. Я знаю это место давно.

— Ну, тогда ныряй, — машет рукой участковый.

— Легко сказать, — вздыхает спасатель. — Видишь, вода какая? Будто краситель какой запустили. Что в такой бурде увидишь?

— Это кожевенный запущает! — с негодованием говорит старикан. — В третий раз уже!.. Хоть бы вы там на них действие полезное оказали!

— Так и послушаются они нас, — отвечает спасатель. Одевается он явно не торопясь. Лицо у него скучное, в движениях напрочь отсутствует какой-либо энтузиазм. Ему, наверное, не хочется лезть в ставшую совсем грязной воду, на вид плотную теперь и тягучую, как олифа.