Голубая мышь

Началось в две минуты пополуночи. Лонни знал это, потому что, рухнув на землю рядом со своей койкой, ударился часами об одну из ножек, и гудящая внутри маленькая вилка замолчала навсегда, воздев стрелки вверх, словно двое мужчин, коротышка и жердяй, хватались друг за друга для уверенности.

Началось с ракет и больших мин, каждый взрыв сотрясал влажную землю и освещал лагерь вспышкой, даже сквозь дождь. Снаружи, вне палатки, крича и расплёскивая лужи, по улице Главного штаба роты промчались на свои позиции взводы марксменов, и где-то кто-то орал.

Затем их собственная управляемая компьютерами артиллерия с глазами-радарами считала, откуда летят снаряды, и начала отстреливаться. Почти в то же мгновение Лонни услышал, как открыли огонь расположенные по периметру многоствольные ракетные установки, а над головой вспыхнули сигнальные ракеты, направив ярко-голубой свет сквозь каждую щель в палатке. Перекатившись под висящим боковым пологом, он побежал к обложенному мешками с песком блиндажу поблизости. Там было темно, он был наполовину заполнен водой и целиком заполнен людьми, но Лонни как-то умудрился втиснулся меж ними.

Все молчали. Когда свистя падала ракета, он закрывал глаза и, зная, насколько это было нелепо, напрягался. Чернота, воющие снаряды и взрывы, вода выше колен и прерывистое дыхание прижатых к нему людей, казалось, длились часами.

Внезапно тьму сменил танцующий жёлтый свет, и Лонни смог увидеть перекошенные лица вокруг себя. Кто-то с фонариком стоял в дверном проёме, и из задней части землянки крикнули:

— Выключи эту штуку!

Вместо того, чтобы подчиниться, человек с фонариком рявкнул:

— Все наружу! Вы нужны нам в танковом парке.

Никто не пошевелился.

Появился второй человек, и первый посветил на него фонариком — достаточно долго, чтобы показать, что в руках у того — автоматическая винтовка.

— Выходите, — повторил первый. — Через минуту мы обстреляем это место.

Когда они гуськом вышли наружу, где-то слева от них разорвалась ракета, и люди бросились в грязь перед блиндажом. Лонни и ещё несколько человек не стали этого делать, стоя, оцепенев, в ослепительном свете устроенного сигнальными ракетами фейерверка, пока мягкая земля сотрясалась, а шрапнель рвала палатки. Ветер окончательно стих, и дождь лил вертикально вниз, капая с ободков касок, омывая их ботинки, стоило им замереть.

Когда вышли все (по крайней мере, все, кто подчинился приказу выйти), автоматчик выпустил в дверной проём длинную очередь. Затем процессия, которую возглавлял человек с фонариком, а замыкал автоматчик, отправилась в путь.

* * *

Танковый парк пал жертвой собственной планировки. От внезапных ракетных или миномётных ударов его укрывало расположение (он находился в одном из ответвлений центральной долины), однако единственный выход сужался ещё сильнее из-за «паутины» проволочных заграждений, предназначенных для защиты от проникновения нападающих. Теперь этот выход блокировала боевая машина, закопавшаяся в грязь по самое брюхо. Когда они подошли, над её освобождением уже работало с полдюжины людей; человек с фонариком (как теперь стало видно, лейтенант в зелёной форме немногим старше самого Лонни) махнул лучом света на груду инструментов.

— Разбирайте. Надо задействовать танки, иначе у нас нет шансов. Когда заведёте их, а мы сможем вытащить их наружу, можете возвращаться в свою дыру.

Они работали неистово. Миним-дозер, паря на завывающих пропеллерах, так что лишь толкающие винты касались грязи, ровнял колеи и сметал самую жидкую слякоть, в то время как они втыкали туда всасывающие трубки энтальпических насосов, чтобы заморозить её и придать ей достаточное сцепление. Они пихали «взорвавшиеся» алюминиевые коврики под бешено крутившиеся треугольные колёсные узлы боевой машины и изо всех сил старались облегчить её, свинчивая керамическую броню на вспененной подложке.

Кто-то швырнул Лонни из башенного люка кассету боеприпасов, и он, оступаясь и ковыляя, потащил её через грязь — затем, внезапно, он обнаружил, что лежит в ней ничком, полуоглохший, в ушах рёв, а кассета исчезла. Он помотал головой, чтобы прочистить её, открывая и закрывая рот; одну сторону лица жгло, словно её опалило.

Встав, он обнаружил, что одежда на нём изодрана и обгорела. Вокруг поднимались и другие уцелевшие; у их ног лежали те, кто не выжил: кого-то разорвало на части, кого-то, на вид, не тронуло. Между тем местом, где стоял он сам, и завязшей боевой машиной зияла воронка глубиною в метр и шириной в три, указывая, куда попала ракета.

— Бронебойный, — заметил кто-то поблизости. Лонни оглянулся и узнал лейтенанта, выгнавшего их из блиндажа. — Бронебойный, — повторил офицер наполовину про себя. — Иначе взорвался бы выше и прихлопнул нас всех.

— Так точно, — согласился Лонни.

Лейтенант оглянулся, заметил его. Казалось, сперва он собирался ответить, но вместо этого он выкрикнул приказ, обращаясь к Лонни и всем остальным.