Голубая роза

– И правильно! А должно было прийти – мне. Но это мы выясним – чуть раньше, чуть позже, не важно. А второй раз…

– А второй раз я хотела переспросить вот что. Сибел так и сказала: «После шести я точно знала, где мой муж?» Именно «после шести»?

– Да, точно. А что в этом такого? Она же хотела ему алиби создать. А когда девушка была убита – не знала. Вот она и говорит вам: я видела девушку в шесть, живую и невредимую. А после шести у мужа все в порядке с алиби. Разве что-нибудь не так?

– Не так, – медленно проговорила Айше. – Я не понимаю, почему у Мехмета может быть алиби «после шести», а не до. Я же сама преподаватель, и мы работаем в одном университете. На разных факультетах, но это неважно… Так вот, я не понимаю, почему она волнуется. Днем его могут видеть десятки людей, у него лекции, семинары, перерывы между ними короткие. Нужно только посмотреть его расписание…

– Я посмотрел. Все идеально. Он никуда не отлучался из университета. Я думаю, та проблема в другом: у него в этот день по расписанию большое «окно», как вы говорите. Почти два часа. И ваша Сибел, скорее всего, об этом знает. И если она так рассчитывает свое время, как вы мне рассказывали, с точностью до секунды, то она вполне могла прикинуть…

– …что ее драгоценный Мехмет за два часа ухитрится добраться до дома, встретиться с любовницей, убить ее и вернуться в университет? Но это же абсурд! Он бы ни за что не успел: ни на машине, ни на такси, ни на автобусе. Он бы пробки учел и не стал рисковать.

– Вот именно. Я и говорю: только она со своей… ненормальной точностью могла такое вообразить. Она же не знала, что во время «окна» он провел консультацию с одним аспирантом, встретился с двумя коллегами, посидел в кафетерии с другими коллегами. Словом, он вне подозрений, но она на это не надеялась. И защитила его, как могла.

– Интересно, зачем? – прищурилась Айше и взяла в руки хрустальную розу. – Она что же…? Неужели она знала, что у него есть любовница? Или была? Может, она вообще ее на фото узнала?! Да нет, быть не может!

– Почему? – Кемаль смотрел, как она осторожно вертит в руках хрупкий цветок, и ему было приятно, что ей нравится его подарок. – Почему «быть не может», Айше?

– Но она же с ним живет! И собирается жить всю жизнь! Как же она может, если знает? Или подозревает?!

– И, по-моему, не только в измене, но и в убийстве, – продолжил ее возмущенную тираду Кемаль. – И, поверьте мне, в ее поведении нет ничего удивительного. Она любит мужа и готова для него на все. И ей все равно, убийца он или нет. И, кстати, то же самое я вам только что рассказывал о господине Орхане: он откровенно заявил, что предпочел бы, чтобы Фатош была убийцей, но не изменяла ему. Любовь – что поделаешь!

– Ну, я не знаю… я бы так не смогла. Да когда я только заподозрила, что Октай что-то знает об этой истории и скрывает от меня… я… я сразу же… – она остановилась. Ей не хотелось говорить об Октае и о своих собственных чувствах, пока она в них не разобралась сама.

– Я должен вам сказать, – отведя глаза в сторону, немного напряженно проговорил Кемаль, – что господин доктор абсолютно вне подозрений. У него такое же прекрасное алиби, как у господина Мехмета: во время убийства он оперировал. Я вообще не понимаю, чего он так испугался: видимо, все-таки из-за вас. Зная ваш… максимализм, он… и потом, он же не знал, когда ее убили: боялся попасть под подозрение, а ему, с его репутацией, ни к чему быть замешанным в убийстве. Газетчики – это такой народ… не отмоешься. А ему скандал вокруг его имени совсем не нужен. Короче говоря, тут такой парадокс: его испуг скорее свидетельствует о его невиновности, чем о какой-либо связи с этой историей. Потому что, если бы он что-то знал заранее об убийстве, он себя не выдал бы так глупо. Тем более что у людей вроде Мехмета, Октая или вас всегда найдется алиби – вы же в своих конторах на виду у кучи народа, вас всегда кто-то где-то только что видел, вы пять минут назад были здесь, минуту назад вышли…

– Вы хотите сказать… – Айше покрутила розу, наблюдая, как искрится на ней, преломляясь, свет от люстры, – что все эти алиби ничего не стоят?

– Для полиции – ничего или почти ничего. А для суда и адвокатов – стоят, конечно. Но ваша Сибел, как всегда, рассчитала верно: лучше придумать мужу алиби понадежней, чем пребывание в университете. Если бы мы проверяли не по горячим следам, а дня через два-три, никто вообще бы не вспомнил, в какой именно день господин Мехмет консультировал аспиранта или сидел в кафетерии. У господина доктора, правда, не подкопаешься: плановая операция, дата и время официально зафиксированы…

– А телефон? Откуда все-таки он взялся в этой папке?