Голубая Саламандра

- Ты путаешь, достойный Ваамкан. Спешишь, надеясь на то, чего не будет. За волю богов действительно страдают люди, однако мудрые в молении умеют влиять на ту волю. Всему ли ты научился? Все ли правила жизни ты можешь прочесть, чтобы путь Нового Держателя, пока еще младенца, был справедлив и светел? Подумай… Не забудь: душу вдохнули в него не твои содрогания на женщине, а удержать ее в теле тем более ты не способен, - сказал жрец и, шагнув в темноту, исчез, раньше, чем губы Ваамкана зашептали проклятия. Прилив ярости сменился ощущением страха, стоило служителю Крилоха усомниться в силе сожженного амулета, как это ощущение охватило все его существо. Он метался меж горящих чаш, теней колонн, вздымая руки и, запрокинув голову, обращался с молитвой, то поносил неразумного, невнявшего его величию Ниесхиока. Подойдя к стене у пирамиды алтаря, где ряд рогов обрывался, и пустая черномраморная стена, требовала, словно открытая пасть требовала продолжения ряда ушедших, он подумал, как не достает здесь рога Рожденного вместе с Оенгинаром! Да! Да!! Он должен заставить заколоть Единорога мальчишки сегодня же. Пусть даже не на алтаре. Пусть вопреки законам. Рассудив так, Ваамкан направился к ожидавшим его воинам.

Тем временем Ниесхиок вернулся в святилище возле усыпальницы Первого. Послав за Иенхоном, он поднялся на террасу, врезавшуюся углом в кроны платанов, и опустился на скамью. Старея, он все чаще приходил сюда и находился подолгу. Отвернувшись от стен храма, видел небо; простиравшуюся от стоп его ног, листву деревьев. Зелень и, пронизанная ослепительным богом, синева… В иные часы этого казалось достаточно. Тогда он услаждался покоем да рассуждал о будущем Рода или сочинял гимны богам. От свежих рифм на душе становилось легко и приятно. Теперь Ниесхиока одолевали другие мысли. В ожидании Иенхона он достал припрятанный кинжал с рукоятью из слоновой кости, изящно инкрустированной золотом и нефритом и начал царапать на камне какие-то знаки. Потом рассмеялся. Его веселило, что жалкий червь - Ваамкан так обошелся с ним. Он даже не предполагал, будто тот тщедушный жрец, заручившись поддержкой горстки глупцов, способен возомнить себя хоть как-нибудь властным.

- Червь! - повторил Ниесхиок, оглянувшись, увидел Иенхона.

- Ответь мне, хорошо подумав, может ли Оенгинар остаться жив? - спросил он. - Вспомни, как все произошло.

- Я ничего не забыл. Но в том, что он умер, не могу быть уверен… Как не могу поручиться, не обратится ли день вдруг ночью. Наш мир не прочен, хотя я из числа тех, кто его укрепляет, - Иенхон сел напротив. Нелепым, даже смешным выглядел он в длинном белом одеянии служителей Рэдо. Ткань морщилась на мощном бугристом торсе, а голова, с заросшими темными волосами лицом, словно принадлежала хозяину горных троп - черному медведю: - Никто не посмел убить Рожденного. Мы привязали его к плоту и отправили вниз по реке - Пусть Рустм отнимет жизнь. Люди не должны решать за богов.

- Вот что?! Значит, отдали реке… Ваши заячьи сердца сжались перед священной душой Оенгинара?! Вы обрекли дитя на нескорую смерть в страданиях, вместо быстрой и легкой! Теперь на вас будто бы нет крови?! Тебе хотелось бы думать так, Иенхон?

- Ты не понял меня…

- Что скажешь ты, если Оенгинар, пройдя через муки, явится вновь?!

- Я напоил его соком винной травы - конец для него не был мучителен. Но ты не понял меня, Ниесхиок. Я не был трусом ни перед зверем, ни перед человеком. Я не трус! И поэтому запретил убить его, - Иенхон встал, полный достоинства, как истинный человек Голубого Леса, где коварные сплетения слов, обещания и страсти города всегда казались не громче шороха ветвей. На миг его чуткое ухо уловило, будто где-то далеко выкрикивают имя Рожденного - в приступе горя, то ли приветствуя, как живущего.

- Пусть боги руками судьбы вынесут свой приговор, - продолжил он. - Тогда не будет сомнений в содеянном благе ни для вас - растящих белых единорогов, ни для нас - поедающих серых. И если Оенгинар вернется, значит его душа во истину свята. Я упаду к нему в ноги, чтобы он распорядился мной.

- Если бы лучи Рэдо были только ласковы, а не сжигали в пепел повинных, если бы жажда добра не изливалась бурными реками зла - все было бы просто. Не нужны стали жрецы, чтобы понять, выразить определенное высшей волей. Ведь так, Иенхон? Все слишком сложно, даже ясное слово не все принимают одинаково.

- Много лет в тебе звучит голос Рэдо. Но скажи… Существуют другие страны: от поднебесной земли аоттов на восток и юг, за земли Аттлы, Мемфы, дальше - везде живут люди, у них другие имена богов и жрецы им говорят иначе, однако трудно усомниться в мудрости народов, живущих там. Почему так, Ниесхиок?