Голубая звезда

Крис воспользовалась возможностью рассмотреть ее профиль. Хотя поза была раскованной, но в мышцах скул, казалось, навечно замерло напряжение, знак беспокойства, которое, скорее всего, было наследием тяжелою прошлого этой женщины.

— Тебе не нужно говорить. Это и так видно.

Когда Энджи повернулась к ней, в глазах на какое-то мгновение, можно было заметить боль.

— Просто, я вечно чем-то занята, вот и все.

— Похоже, ты просто не отваживаешься остановиться, — осторожно заметила Крис. — Вот, даже когда ты сидишь и ешь, ты покачиваешься вперед-назад. И иногда, похоже, что расслабиться ты просто не можешь. Большую часть времени ты выглядишь так, как будто хочешь сорваться и бежать.

— И поэтому я тебе и не нравлюсь?

Лицо Энджи вдруг потеряло всякое выражение, словно вуаль отдернули. Крис этот прием был отлично знаком, она сама так делала, когда хотела скрыть свои чувства. Но боль скрыть не удалось. Крис ее чувствовала.

— Я ведь никогда не говорила, что ты мне не нравишься, — сказала она мягко. — Просто твое нахальство еще принесет тебе головной боли.

Энджи вздохнула, словно, сдаваясь.

— О, отлично. По-твоему, я самонадеянная и наглая, в общем, сплошная головная боль.

На только что, совершенно ничего не выражавшем лице, проявилась уязвимость.

— Что же тебе во мне нравится? Есть хоть что-нибудь, а?

Вопрос звучал, как приглашение открыться. Крис не могла устоять. Энджи была красивой женщиной, даже в этой рабочей одежде, даже когда ее блестящие темные волосы присыпаны шпаклевкой, как солью, а на лице ни капли макияжа. Она разительно отличалась от самой Крис. В ней было что-то экзотическое. В этих резких чертах, смуглой коже с оливковым отливом, полных губах и глазах цвета карамели, в драгоценном обрамлении пышных загнутых ресниц. Скорее всего, в жилах Энджи текла кровь многих народов Средиземноморья. Кроме того, у Энджи были прекрасно развитые мускулы — плечи, рельефные руки, которым Крис завидовала, и которые никак не могла «построить» у себя, сколько бы времени она ни проводила в фитнесс-клубе.

Если бы сейчас ей пришлось отвечать чистую правду, она сказала бы: «Мне нравятся твои глаза, твои губы, твое тело. То, как ты целуешь, и то, что от твоего поцелуя мне хочется жить».

— Ну, ты рукастая, и многое по дому можешь.

— Ну, попробую утешиться этим. — Энджи резко поднялась и стала собирать пустые тарелки и бокалы. — Пора тащить мою самонадеянную наглую задницу в кровать. Поздно уже.

Она даже не посмотрела в сторону Крис, и больше ничего не сказала, а сразу направилась в кухню. Крис пыталась понять, действительно ли ее фраза так задела Энджи, или это очередная прелюдия к шутке. Она тоже встала, положила на место их полушки, потом поставила экран камина и выключила лампу на столе. Направившись в комнату, она напоролась в дверях на Энджи. Прочесть что-либо в выражении ее лица было невозможно, а ее тон был далек от обычной фривольности, когда та проговорила:

— Доброй ночи, Крис. До завтра.

Крис взяла ее за руку, когда та повернулась к лестнице.

— Энджи, постой. Я не хотела задеть тебя.

— Об этом не беспокойся. Ты сказала честно.

Крис была ужасно удивлена, увидев горькое разочарование на лице Энджи. Они стояли лицом к лицу, и она поняла, что нахальство Энджи было напускным. Не более чем маска, скрывающая какие-то особые страдания. Ей ужасно хотелось сделать что-то — что угодно, — чтобы эта боль ушла. В этот момент Крис заметила белый кусочек шпаклевки, застрявший в волосах Энджи. Не задумываясь, она потянулась вынуть его.

— У тебя тут большой кусок этой… — и она остановилась на середине предложения, увидев взгляд Энджи, направленный на нее. Крис приходилось видеть этот взгляд желания с характерной поволокой много раз в жизни, но очень редко он оказывал на нее такое воздействие. Это было лаской взгляда, которую Крис ощутила всем телом, до кончиков пальцев на ногах, и ее охватила приятная дрожь.

Еще немного, и она убрала бы руку, если бы Энджи не накрыла ее своей.

— Почему тебе это так сложно дается?

Они продолжали смотреть друг на друга, обе дышали тяжело и глубоко.

Крис не стала притворяться, что этот вопрос смутил ее. Она прекрасно знала, о чем Энджи спрашивает.

— Не знаю, — наконец проговорила она, едва узнавая звучание собственного голоса — низкое и горькое.

— Скажи мне… когда узнаешь. — Энджи бессильно опустила руку и, не дожидаясь ответа, направилась вверх но лестнице, в свою комнату.

Глава тринадцатая

Вернувшись в свою комнату, Крис разделась, намереваясь лечь спать. Каждый мускул ее усталого тела молил об отдыхе, но сознание этого никак не позволило бы. Воспоминания о поцелуе Энджи, о голоде в ее глазах, разбередили душу, и оставили Крис сгорать от желания. Этот проблеск уязвимости за фасадом грубости и беспечности расставил все по местам, им и объяснялось притяжение. Крис ужасно хотелось узнать американку лучше, ведь теперь она знала, что интерес взаимный.