Они расположились перед камином, словно на пикнике, разделив пиццу и бутылку Мерло. Крис только удивлялась тому, как ей легко в обществе Энджи, и как та без труда может заставить ее рассмеяться. И от нее не ускользнул тот факт, что Энджи не могла отвезти взгляд от ее декольте, хотя и старалась смотреть незаметно. Крис довелось обедать со множеством женщин, искавших ее расположения, и на все ради этого готовых, она уже счет потеряла подобным вечерам с белыми скатертями, свечами. Вечерам, которые она терпела, и которые не приносили никакого наслаждения. Так почему же она воспринимала этот ужин на полу, с обычной пиццей, да еще и наедине с какой-то едва знакомой женщиной как одно из самых запоминающихся и романтичных приключений ее жизни?
Крис стянула с дивана пару подушек и растянулась на них. Она лежала, опираясь на локоть, напротив Энджи.
— Помнишь, когда мы впервые увиделись, ты сказала, что собиралась начать жизнь с чистого листа, и вырваться из-под влияния старых привычек. А еще ты говорила о каких-то вредных вещах в жизни, от которых нужно было избавиться.
Энджи прожевала последний кусочек пиццы и ответила.
— Ну, да, помню.
— Ты имела в виду отношения?
— Не какие-то конкретные. А отношения — вообще.
— То есть дома тебя вовсе не ждет кто-то особенный?
— Нет. — Энджи заняла себя наполнением бокалов, и нарочно не поднимала глаза. Легче зубы выдирать, чем добиться от этой женщины рассказа о себе.
— А чем ты занимаешься? — спросила Крис. — Ну, когда не мотаешься по континентам в поисках сомнительной работы.
Энджи встала, чтобы подкинуть в янтарное марево еще одно полено, а потом раздула огонь, пока он не разгорелся ярко.
— То одно делаю, то другое. Нет у меня такой вот, надежной профессии. «Доктор». «Юрист». «Преподаватель».
— Это ты мне одной так уклончиво отвечаешь, или всегда?
— Просто я не из тех, кто любит говорить о своей жизни. — Энджи села рядом с Крис, скрестив ноги. — Это скучно. И потом, я хочу ненадолго забыть об этом. Да и ты о себе не особенно распространяешься.
Крис смотрела на огонь, с удивлением отмечая, что действительно интересуется этой женщиной, и внезапно осознала, что больше не нуждается в том, чтобы держать дистанцию.
— Да, верно. Не особенно.
— Bay! Официально заявляю, что я в шоке. — Во взгляде Энджи застыло недоверие, а губы сложились в привычную ухмылку с вызовом. — В смысле, ты говоришь, что права относительно чего-либо? С тобой все в порядке?
— Ну, вот, пожалуйста, — вздохнула Крис. — Едва открыла рот, и уже испортила такой чудесный момент.
— Да ладно тебе, я шучу. — Энджи взяла пару подушек и, повторяя позу Крис, села возле нее, поставив между ними бокалы. — Продолжай, я заткнусь.
— Я как раз собиралась сказать, что вела себя достаточно высокомерно, но не хочу, чтобы ты принимала это близко к сердцу. — Взгляд Крис плавал в пространстве комнаты. Из глубины подсознания сами собой всплывали различные воспоминания о проведенной здесь юности. — Я выросла в этом мавзолее. Отец страшный эгоист, мать с маниакально-депрессивным синдромом. Трудно было, знаешь. Им было все равно, что я чувствовала. В какой-то момент я поняла, что мои эмоции не представляют для них никакой ценности. Что я сама не представляю для них никакой ценности. Я хотела, чтобы они меня заметили, решила преуспевать во всем, в учебе, спорте. — Она замолчала и сделала глоток вина. — Когда это не принесло никаких плодов, я решила применить стратегию «плохая девочка». Я делала, что только могла, чтобы влезть во всевозможные проблемы, но меня не удостаивали лишним вниманием. Я с таким же успехом могла бы быть невидимкой.
— Крис, ну, как тебя — и могли не замечать? — голос Энджи звучал мягко и нежно, как никогда. — Ты такая красивая, умная, забавная…
— Да, и никчемная. Я всегда так себя чувствовала. Они вечно были заняты только своими делами, и я не могла понять, зачем они вообще завели ребенка. Знаешь, какая-то частичка моей души все время жила в страхе, что меня отдадут чужим людям на удочерение, и будут жить спокойно дальше. Я думаю, обошлось без этого только потому, что у них было достаточно средств, чтобы нанять кого-то убирать за мной и готовить мне, и им не приходилось об этом думать.
— Я так тебе сочувствую, Крис.
Та напряглась.
— А вот этого, пожалуйста, не нужно. Именно поэтому я терпеть не могу говорить о своем прошлом. Людям становиться меня жаль, а я этого не выношу.
Они замолчали, глядя на огонь.
— А друзья и любимые? — спросила Энджи через какое-то время. — Есть ведь у тебя близкие люди?
— Та женщина, с которой я вчера ужинала, Илзе, моя бывшая подруга. Она обо мне искренне заботится.
— А, та самая бывшая, с которой у тебя вышел «непростой разговор»? Значит ли это, что ты излила ей душу?
— Относительно некоторых вещей, да. Мы сейчас куда ближе, чем когда встречались.
Крис почувствовала приятное воздействие вина. С Энджи было легко разговаривать, да и избавиться от части груза на душе тоже было необходимо.
— А с любовницами я никогда не сходилась близко. Я делала их счастливыми с помощью… вещей.
— Вещей?