Читаем Голуби над куполами полностью

Батюшку с Владиком Паштет застал за работой. Те восседали на перевернутых набок дощатых ящиках над горой муки, высыпанной на пол из пятидесятикилограммового рогожного мешка. Зачерпывая зерновой продукт большими мерными стаканами, мужчины рассыпали его в яркие бумажные пакеты, украшенные рисунком мельницы. Видя, как Владик то и дело засовывает в муку грязные, в язвах, руки, предварительно почесав ими давно не мытую голову, Тетух с трудом сдерживал рвотные спазмы. Присмотревшись внимательно, он понял, что продукт лежит не на голом полу, а на прозрачной полимерной пленке. Из такой же пленки на работниках были защищающие одежду самодельные пелерины. Но их руки, ноги, волосы, лицо были белыми и пушистыми, совсем как у реликтовых гоминидов йети.

Фасовщики работали споро, их действия напоминали движения роботов: раз – зачерпнули, два – высыпали, три – сорвали защитную пленку и зажали пальцами самоклеющееся отверстие пакета. При этом они что-то бубнили себе под нос. Павел напряг слух – ну да, не показалось: монах разучивает с Владиком девяностый Псалом «Живые в помощи». Он уже слышал его на зоне от одного сидельца. Посмеялся тогда над набожностью нестарого еще мужика, а слова молитвы – поди ж ты! – запомнил…

– Что ж вы так долго? Мы уж волноваться начали, – всплеснул Русич испачканными мукой ладонями. – А где же ваши товарищи?

– Тамбовский волк им товарищ! – харкнул Паштет на пол. – Дай че-нить пожрать.

– Свежего завоза не было. В ассортименте – все тот же блевонтин, – в голосе монаха не было ни малейшей иронии.

– Давай блевонтин!

– У нас не принято в одиночку трапезничать. Вот придут остальные, тогда и…

– Че за гонево, Жорик? У меня – язва. Если я с утра за ворота ниче не закину, через час-другой начинаю блевать вприсядку. Оно тебе надо?

– Не Жорик я, а отец Георгий. Именем сим наречен при постриге в малую схиму в честь преподобного Георгия Исповедника.

– Вот те нате – хрен в томате! – присвистнул Павел. – А как тебя мамка с папкой звали?

– Александром.

– Гыыы… И чем же тебе родное имя не потрафило?

– Оно относится к прошлой, мирской, жизни. Дав Богу обет безбрачия, послушания и нестяжания, я начал новую духовную жизнь с новым именем, – кротко улыбнулся он бесноватому придурку.

Пашка присел рядом на свободный ящик. Протянул руку к стопке бумажных пакетов. «Мука пшеничная цельнозерновая специального помола. Высший сорт. Масса нетто 2 кг. Наполни выпечку здоровьем! – прочитал он вслух. – Мдааа… Со здоровьем, канеш, круто загнули. Если выйду отсюда, никогда не куплю в магазине ничего сыпучего. Буду жрать только в Макдональдсе». Крест на пузе!

– А там, по-вашему, мука откуда? – ухмыльнулся Русич в бороду.

Тетух печально вздохнул, комкая в кулаке жесткий бумажный пакет с яркой мельницей на этикетке. Повторив манипуляцию с еще двумя экземплярами, засунул их в карман.

– Павел, что вы делаете? У нас же все лимитировано!

– Подтирачку для задницы заготавливаю. Впрочем, с вашей хавкой гадить все равно нечем.

Подивившись наглости новенького, монах развел руками.

– Я бы, на вашем месте, не дразнил бандитов понапрасну.

– Волков бояться – в хате ср… опорожнять кишечник! – ощерился Тетух. – Или вы тут совсем в быдло превратились, непротивленцы хреновы? Учил же вас классик по капле выдавливать из себя раба…

– На все воля Господа! Кто мы такие, чтобы спорить с нею? – провел Русич пальцами по усыпанной мукой бороде.

Пашка уже настроился на дискуссию, но тут из-за угла показались навьюченные трофеями Лялин с Бураком.

– Бог в помощь! – шутливо бросил опер фасовщикам.

– Во славу Божию! – на полном серьезе ответил ему монах. – Давайте, братья, перекусим и совместно добьем дневную норму.

Быстро сварили пшеничную кашу и липкие сосиски, обрезали гниль с помидоров и огурцов, вскипятили чай. В этот раз никто не жаловался на отсутствие аппетита. Голод, как известно, не тетка, пирожка не поднесет.

После обеда все уселись кружком вокруг мучной кучи. Поскольку совков и мерных стаканов на всех не хватило, Паштет был назначен «старшим по заклейке», а Лялин – упаковщиком малых, двухкилограммовых, пакетов в большие хозяйственные мешки из полипропилена. Спустя несколько часов все свободное пространство помещения было заполнено готовой продукцией.

– Давайте закругляться, мужики! – стопорнул Пашка коллег, направившихся за новым мешком. – Если джигиты зафиксируют наш трудовой энтузиазм, обязательно поднимут норму выработки. Оно нам надо?

– Он прав! – поддержал его Лялин. – Не будем рвать жилы. Посмотрим, как пролезет первый блин. Отряхиваемся, моем руки, убираем рабочее место. И это… мы с бульбашом приволокли много разного добра, которое, надеюсь, улучшит наши бытовые условия. Надо только приложить к этому руки и голову. Где тут у вас инструменты? От их наличия напрямую зависят и наши возможности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза