Читаем Голуби над куполами полностью

Душу Лялина разъедали сомнения. Вдруг там ничего нет? Вдруг во втором убежище такие же пустые помещения, такие же голые бетонные стены, те же сырость, полумрак и безнадега? Тогда – хоть вешайся. Ой, не зря Владик указывал ему на место совершения суицида.

Чтобы развеять свои опасения, Юрию нужно было просто встать и переступить порог комнаты № 18, но он боялся потерять последнюю надежду на вызволение. ТАК страшно ему еще никогда не было. «Только бы Пашка не заметил моего состояния», – метнул он взгляд на Тетуха.

Тот стоял перед дверью и блажено улыбался, как ширнувшийся ханкой наркоман.

– Ну, че, Юрок, двинули? А то уветюра сильно затянулась.

– Не уветюра, а увеРтюра, – нервно сглотнул опер, поднимаясь с ящика.

– Тебе шашечки или ехать?

– Ехать, Пашка, ехать!

Напарники толкнули дверь внутрь. Издав жалобный скрип, та впустила их в гермотамбур. При свете фонаря помещение выглядело фантасмагорически. С потолка до самого пола вниз свисали тысячи тонких пыльных паутинок. Потревоженные чужаками, они плавно колыхались, как водоросли под водой. Казалось, еще чуть-чуть и гигантский паук накроет непрошеных гостей своей густой сетью.

Луч фонаря выхватил из темноты еще одну ржавую дверь. С металлическим скрежетом затворы отодвинулись, и на поисковиков дохнул затхлый запах сырости.

– Кажись, мы – во втором бомбаре, – предположил Павел, нащупывая на стене выключатель.

Вспыхнули неяркие лампочки, свисающие вниз с двух длинных, параллельно натянутых тросов, осветив коридор с многочисленными гермодверями.

– Приступим, помолясь, – чихнул Лялин, открывая первую с табличкой «Склад № 1».

По всему периметру комнаты стояли высокие металлические стеллажи, на которых под трехсантиметровым слоем пыли покоились совковые и штыковые лопаты, пилы, мотки толстой веревки, трубки ламп дневного освещения, герметически упакованные коробки с таблетками сухого спирта, защитные строительные каски, багры, огнетушители и прочая хозяйственная дребедень.

– Для начала неплохо! – потер руки Паштет. – В хозяйстве все сгодится.

Помещение под номером двадцать оказалось лекционным залом, заполненным сбитыми в ряды стульями. В левом углу стояла лекторская трибуна с гербом СССР. Над ней висела кумачовая растяжка с надписью: «Проявление беспечности и благодушия в вопросах ГО – преступление перед Родиной». Правую стену «оживляла» огромная картина, изображающая руины городских кварталов после бомбардировки. Вдоль левой – выстроились стеллажи с многочисленными брошюрами и листовками.

– А вот и туалетная бумага, – расплылся Тетух улыбке, засовывая в карман пачку листовок. – Не все ж нам очко картоном драть.

– Редкий фарт! – фыркнул опер.

Павел сдвинул плечами. Перепад настроения Юрия его удивил. Нет бы, порадоваться, что герма открылась, расширив тем самым горизонты пленников. Вместо этого, на лице у Лялина был кисляк, в глазах – печаль, в голосе – напряжение.

Павел хлопнул его по плечу.

– Еще не вечер, Юрец! В бомбари всегда завозили средства индивидуальной защиты, аптечки, продовольствие и прочие ништяки, которые мы просто обязаны найти.

Правоохранитель оптимизма не излучал.

– Все уже украдено до нас!

– Не согласен, кэп! Побывав здесь, НАШ человек никогда б не оставил на произвол судьбы сухой спирт. Сгрыз бы его весь, не отходя от стеллажа. Стало быть, за дверь под номером 18 нога чужака таки не ступала. А это значит, что у нас с тобой есть шанс обнаружить тут все, что угодно, вплоть до бесследно исчезнувшего «золота партии» и тайных архивов КГБ.

– Твоими б устами да мед пить, – отозвался Лялин, направляясь к двери с табличкой «Склад имущества ГО».

Это помещение оказалось куда более просторным, чем «Склад № 1». В отличие от последнего, стеллажи здесь заполняли всю площадь комнаты, как в библиотеке. На полках одних в несколько рядов стояли ящики с костюмами химической защиты и противогазами. Другие были уставлены новыми, в заводской упаковке, рациями, дозиметрическими приборами и портативными газоанализаторами советского производства. На третьих возвышались горы запаянных полиэтиленовых мешков с резиновыми сапогами и валенками. Четвертые были забиты санитарными брезентовыми носилками. Пятые – ящиками с серым потрескавшимся от времени мылом, способным убивать микробы одним своим видом.

При виде такого количества ничейного добра глаза Паштета хищно заблестели.

– Зачетный хабарняк! – выдохул он, доставая с верхней полки мешок с валенками. – Наконец-то я отогрею свои замороженные копыта.

Подбитая толстой резиной обувка оказалась тяжелой и неуклюжей. Причем, вся она была одного размера – сорок шестого.

– Эти шкары на монстров рассчитаны, – ворчал Тетух, вытряхивая из валенок характерно пахнущие кристаллы нафталина. – Я со своим сорок вторым буду болтаться в них, как карандаш в стакане. И по высоте они мне по самые фаберже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза