Душу Лялина разъедали сомнения. Вдруг там ничего нет? Вдруг во втором убежище такие же пустые помещения, такие же голые бетонные стены, те же сырость, полумрак и безнадега? Тогда – хоть вешайся. Ой, не зря Владик указывал ему на место совершения суицида.
Чтобы развеять свои опасения, Юрию нужно было просто встать и переступить порог комнаты № 18, но он боялся потерять последнюю надежду на вызволение. ТАК страшно ему еще никогда не было. «Только бы Пашка не заметил моего состояния», – метнул он взгляд на Тетуха.
Тот стоял перед дверью и блажено улыбался, как ширнувшийся ханкой наркоман.
– Ну, че, Юрок, двинули? А то уветюра сильно затянулась.
– Не уветюра, а увеРтюра, – нервно сглотнул опер, поднимаясь с ящика.
– Тебе шашечки или ехать?
– Ехать, Пашка, ехать!
Напарники толкнули дверь внутрь. Издав жалобный скрип, та впустила их в гермотамбур. При свете фонаря помещение выглядело фантасмагорически. С потолка до самого пола вниз свисали тысячи тонких пыльных паутинок. Потревоженные чужаками, они плавно колыхались, как водоросли под водой. Казалось, еще чуть-чуть и гигантский паук накроет непрошеных гостей своей густой сетью.
Луч фонаря выхватил из темноты еще одну ржавую дверь. С металлическим скрежетом затворы отодвинулись, и на поисковиков дохнул затхлый запах сырости.
– Кажись, мы – во втором бомбаре, – предположил Павел, нащупывая на стене выключатель.
Вспыхнули неяркие лампочки, свисающие вниз с двух длинных, параллельно натянутых тросов, осветив коридор с многочисленными гермодверями.
– Приступим, помолясь, – чихнул Лялин, открывая первую с табличкой «Склад № 1».
По всему периметру комнаты стояли высокие металлические стеллажи, на которых под трехсантиметровым слоем пыли покоились совковые и штыковые лопаты, пилы, мотки толстой веревки, трубки ламп дневного освещения, герметически упакованные коробки с таблетками сухого спирта, защитные строительные каски, багры, огнетушители и прочая хозяйственная дребедень.
– Для начала неплохо! – потер руки Паштет. – В хозяйстве все сгодится.
Помещение под номером двадцать оказалось лекционным залом, заполненным сбитыми в ряды стульями. В левом углу стояла лекторская трибуна с гербом СССР. Над ней висела кумачовая растяжка с надписью: «Проявление беспечности и благодушия в вопросах ГО – преступление перед Родиной». Правую стену «оживляла» огромная картина, изображающая руины городских кварталов после бомбардировки. Вдоль левой – выстроились стеллажи с многочисленными брошюрами и листовками.
– А вот и туалетная бумага, – расплылся Тетух улыбке, засовывая в карман пачку листовок. – Не все ж нам очко картоном драть.
– Редкий фарт! – фыркнул опер.
Павел сдвинул плечами. Перепад настроения Юрия его удивил. Нет бы, порадоваться, что герма открылась, расширив тем самым горизонты пленников. Вместо этого, на лице у Лялина был кисляк, в глазах – печаль, в голосе – напряжение.
Павел хлопнул его по плечу.
– Еще не вечер, Юрец! В бомбари всегда завозили средства индивидуальной защиты, аптечки, продовольствие и прочие ништяки, которые мы просто обязаны найти.
Правоохранитель оптимизма не излучал.
– Все уже украдено до нас!
– Не согласен, кэп! Побывав здесь, НАШ человек никогда б не оставил на произвол судьбы сухой спирт. Сгрыз бы его весь, не отходя от стеллажа. Стало быть, за дверь под номером 18 нога чужака таки не ступала. А это значит, что у нас с тобой есть шанс обнаружить тут все, что угодно, вплоть до бесследно исчезнувшего «золота партии» и тайных архивов КГБ.
– Твоими б устами да мед пить, – отозвался Лялин, направляясь к двери с табличкой «Склад имущества ГО».
Это помещение оказалось куда более просторным, чем «Склад № 1». В отличие от последнего, стеллажи здесь заполняли всю площадь комнаты, как в библиотеке. На полках одних в несколько рядов стояли ящики с костюмами химической защиты и противогазами. Другие были уставлены новыми, в заводской упаковке, рациями, дозиметрическими приборами и портативными газоанализаторами советского производства. На третьих возвышались горы запаянных полиэтиленовых мешков с резиновыми сапогами и валенками. Четвертые были забиты санитарными брезентовыми носилками. Пятые – ящиками с серым потрескавшимся от времени мылом, способным убивать микробы одним своим видом.
При виде такого количества ничейного добра глаза Паштета хищно заблестели.
– Зачетный хабарняк! – выдохул он, доставая с верхней полки мешок с валенками. – Наконец-то я отогрею свои замороженные копыта.
Подбитая толстой резиной обувка оказалась тяжелой и неуклюжей. Причем, вся она была одного размера – сорок шестого.
– Эти шкары на монстров рассчитаны, – ворчал Тетух, вытряхивая из валенок характерно пахнущие кристаллы нафталина. – Я со своим сорок вторым буду болтаться в них, как карандаш в стакане. И по высоте они мне по самые фаберже.