Голубятня на желтой поляне

Яр прижал его ещё плотнее. Он ощутил сквозь рубашку его тепло, гибкую твёрдость мальчишечьих рёбер, а за ними частое и упругое биение сердца.

"Они же настоящие! – ахнул про себя Яр. – Они живые, как мы! В точности! Как они могут исчезнуть, улететь?"

Мальчик пошевелился и опять посмотрел на Яра. Может быть, ему хотелось поговорить, но он не знал, о чём? Яр сказал осторожно и ласково:

– Значит, вы собираетесь вместе не только под Новый год? Тогда, летом, ты тоже спешил с кем-то встретиться…

– Конечно! – охотно откликнулся мальчик. – Тогда был большой летний сбор ветерков. Мы хотели договориться, как остановить тучу, если снова будет нашествие…

– Договорились? – быстро спросил Яр.

– У нас не хватает сил. Даже если мы все-все соберёмся, мы не можем остановить никакое облако… А большие ветры нас не слушают, им всё равно. Они ведь никогда не были людьми…

"Значит, всё это сказки, что ветерки могут соединяться в ураган", – печально подумал Яр. И, чтобы грустью не задеть мальчика, заговорил о другом:

– А весной и осенью у вас бывают сборы?

– Да. Тоже большие. И маленькие сборы бывают, когда мы тоже… превращаемся в людей. Но это не надолго…

– А когда вы… когда ветерки, то как живёте?

Он улыбнулся – и озорно, и с грустинкой:

– Ну, как… Летаем. Листьями шелестим, форточками хлопаем, балуемся… Иногда змеи воздушные помогаем ребятам запускать или кораблики гоняем по лужам, это ведь тоже работа… А я могу хоть каждый день в человека превращаться, только не на много времени, минутки на две… Многие могут.

– И превращаются? – нерешительно спросил Яр.

– Не часто. Потому что какой толк? Побегаешь две минуты, поиграешь, а потом опять лети…

– А много вас, ветерков, на свете?

– Наверно… Нас же никто не считал, – засмеялся мальчик. – По лесам, по морским берегам, в полях…

– И в Пустом Городе. Да? – сказал Яр.

– Да. Там больше всего тех, кто стал ветерками после восстания…

– А ты? Я думал, ты тоже… после…

– И я, – кивнул мальчик. – И Денёк. И Косматик… ну, тот, курчавый. Только нам в лесу больше нравится, чем в городе. Но мы туда часто летаем. Кино смотрим и просто так…

"Кем же ты был, малыш, до восстания? Как жил? Кто твои отец и мать, помнишь ли их? – думал Яр. – Спросить бы про это… И про само восстание. Что же там было?" Но он не посмел. Только сказал, будто был в чём-то виноват:

– Жаль, что мы не можем встречаться почаще… Но мы ещё, наверно, встретимся, да?

Мальчик опять зашевелился под курткой. Прошептал:

– Наверно. А вы хотите?

– Ещё бы…

– Я тоже… А сейчас уже недолго осталось. Часы подходят.

– Какие часы?

– Солнечные… Хотите посмотреть? – Он вдруг вскочил (и куртка разлетелась). Взял Яра за руку маленькими горячими пальцами. – Пойдёмте.

Он повёл Яра от костра на дальний край поляны. Здесь сохранился незатоптанный участок снега – размером с большой ковёр. В центре его была воткнута сосновая жердь (к ней не вело ни единого следа). Вокруг жерди кто-то начертил широкое кольцо и разделил его двенадцатью короткими линиями.

К самой большой черте (она смотрела прямо на север) подбиралась тонкая фиолетовая тень.

"Ещё минут десять", – подумал Яр.

– Как коснётся – всё. Полетим, – тихо сказал мальчик. – Ничего не поделаешь…

В этом "ничего не поделаешь" была привычно сжатая печаль и в то же время как бы желание утешить – и себя, и Яра. Яр даже зажмурился от резкого ощущения вины перед этим мальчишкой. А в чём он был виноват? И что он мог сделать для ветерков? Он опять ощутил себя заброшенным новичком на Планете, где были чужие законы и непонятные силы.

Надо было что-то сказать мальчику, и Яр проговорил скомканно и неуверенно:

– Но, когда вы летаете ветерками, вы же, наверно, по-прежнему вместе?

– Когда вместе, а когда поодиночке. Это всё равно не так, как здесь, на поляне, – отозвался мальчик неохотно. – Здесь-то мы совсем живые, а там…

Он замолчал, и они пошли по краю поляны. Мальчик еле касался снега стоптанными полуботинками. Всё-таки и сейчас он был в чём-то ветерок.

У разлапистой ёлочки стояли Глеб и Командир. Яр остановился: не знал, подойти или свернуть. И, пока думал, невольно услышал разговор.

– Извините меня, – очень серьёзно говорил Глеб. – Извините заранее. Сейчас я задам вам вопрос, который, может быть, вас опечалит или обидит. Но у меня такая профессия, приходится задавать людям вопросы и всегда – о главном…

– Я вас слушаю, – сказал босой Командир и наклонил набок голову.

– Скажите, вам никогда не хотелось вернуться? Стать обыкновенными? Как все ребята…

Мальчик-командир с полминуты молчал. Вскинул лицо, посмотрел мимо Глеба.

– Какой смысл в таком вопросе? Всё равно это невозможно.

– Я понимаю. И всё-таки?

Командир проговорил коротко и сухо:

– Не знаю. Кто как. Я бы не хотел.

– А почему?

Он свёл брови, потом усмехнулся:

– А зачем? Мы живем вечно, нет для нас ни расстояний, ни времени. Ничего не надо бояться. И свобода…

– Да, конечно… – пробормотал Глеб. И ещё раз сказал: – Извините.

– Ничего, Стрелок. Вы спросили – я ответил.

Глеб кивнул ему, зашагал к костру и увидел Яра. Подошёл. Неловко проговорил:

– Кажется, я всё-таки обидел его…