Голубятня на желтой поляне: Роман-трилогия

— Мальчики, вы, наверно, моего сына поджидаете?

Самое время было сыграть отбой. Я уже прикинул: кувырок назад, а там через траву и в переулок. Но она сказала:

— Он просил подождать две минуты. У нас вешалка в коридоре сорвалась, он прибивает.

Женщина, улыбаясь, подошла к нам. Юрка незаметно саданул меня локтем в бок: встань, дубина. Когда надо, он умел себя вести. Мы поднялись. Я виновато затоптался, захотелось куда-нибудь спрятать босые ноги. Мать скрипача посмотрела на них, улыбнулась и объяснила:

— Он сказал: «Там два моих товарища сидят, пусть не уходят…» А почему вы не зашли в дом?

— В другой раз, — вежливо отозвался Юрка. — Спасибо.

Она опять улыбнулась нам и пошла вдоль газона. Красивая такая, молодая. Вроде моей мамы. Юрка опустил голову и досадливо шевелил щекой.

И в эту минуту появился наш музыкант.

Конечно, уже без бантика. И вообще без концертного наряда. В синей майке, в мятых шортиках от летней школьной формы, в потрепанных кедах. Встал перед нами, опустил руки и сказал:

— Ну вот… — И посмотрел хмуро. — Куда пойдем?

— Зачем? — удивился я.

— Как зачем? «Разговаривать».

— Можно и здесь, — неловко проговорил Юрка. — Ты скажи вот что… С чего ты нас в товарищи записал? Матери сказал…

— А что я должен был сказать? «Мама, там два мальчика драться со мной пришли, попроси их подождать». Да?

— Да кто с тобой драться собирался?.. — насупленно произнес Юрка.

— А что, нет? — Он глянул довольно дерзко. — Пожалуйста. Вы же сами хотели.

— У нас двое на одного не нападают, — сказал я.

— Нигде не нападают. Значит, по очереди?

— Да ну тебя, — вздохнул Юрка. — У меня с тобой силы разные. Если хочешь, давай с ним. — Он кивнул на меня.

— С какой стати! — возмутился я.

Юрка вдруг засмеялся. Я сердито посмотрел на него и спросил у мальчика:

— Тебя как зовут?

Он шевельнул губами, будто улыбнуться хотел и раздумал. Опустил глаза и сказал:

— Янка.

Честное слово, за полсекунды до этого я уже знал, что он — Янка. Сам не понимаю почему. Будто шепнул кто-то. А может, незаметно шевельнулось воспоминание про книжку, которую я когда-то читал? Старая такая книжка, называется «Янка-музыкант». Или Янко? Не помню… О крепостном мальчишке, которого забил до смерти помещик.

Конечно, этот Янка был не похож на крепостного. Но тоже скрипач. И такой беззащитный на вид. У меня почти никакой мускулатуры, а у него даже по сравнению со мной руки как спички. А еще драться хотел…

— Ян-ка… — машинально повторил я. Шепотом.

А Юрка сказал с заминкой:

— Имя какое-то… не здешнее.

— Меня дедушка так назвал, — объяснил мальчик и зацарапал кедом тротуар. — Дедушка с Балтийского моря родом, ну и вот… Полное имя Ян. А Янка — это так, пока…

Я подумал про своего деда и спросил Янку:

— А твой дедушка кем был? Скрипичным мастером?

— Почему был? Он и сейчас есть, он врач. Ну и мастер тоже… Он скрипки всю жизнь делает. Ему даже Лев Сайский скрипку заказывал.

Я понятия не имел, кто такой Лев Сайский. Но Юрка поднял брови, будто сказал про себя: «Ого!» И спросил:

— А твою скрипку он специально для тебя делал?

— Да… Сразу, как я родился.

— А ты давно учишься играть?

Янка улыбнулся:

— Ну… наверно, да. Всю жизнь.

— Значит, тебя не заставляют? Ты сам? — поинтересовался я.

— Кто меня может заставлять? — Глаза у Янки распахнулись от удивления.

Я вспомнил, как три года назад тетя Вика и бабушка пытались записать меня в музыкальную школу. Реву было…

— Я сам… — сказал Янка. — Я если долго не играю, то просто… ну, как будто не живу.

Юрка посопел и проговорил-нерешительно:

— Тогда конечно… А сегодня ты много играл?

— Я не знаю… Наверно, да.

— А еще можешь? — совсем тихо спросил Юрка.

Янка обрадованно вскинул глаза:

— Я хоть сколько могу! Пошли ко мне! Вы хотите?

Я не знал, хочу ли. Но Юрка почему-то хотел. И сам Янка весь прямо засветился.

Но Юрка вдруг насупился:

— Да ладно, потом. Дела у нас.

Я понял, что он стесняется своего балахонистого наряда. И подумал, что и сам не гожусь для гостей.

Янка сказал быстро:

— У нас дома никого нет. Пойдем!

Бабушка говорит, что я ничего не понимаю в музыке. Потому что, когда по радио играют сонату Бетховена, я могу свистеть разбойничьи куплеты из фильма «Замок на Черном острове» (свистеть вообще неприлично, а при Бетховене… О, этот ребенок!). Ну, не понимаю, и не надо. Что теперь делать?

То, что играл Янка, я тоже не понял и не запомнил.

Сперва мне понравилось, как струны пропели: та-а… та-та-а… Будто и не струны, а трубач в летнем лагере. Но дальше музыка взвилась, закружилась — не уследишь, не разберешь. И я от нее отключился. Но все равно мне очень понравилось, как играет Янка. Смотреть на него нравилось.

Мы сидели на пустой веранде с разноцветными окнами. У стены, прямо на полу, сидели. А Янка стоял посредине.

То есть он не стоял, а будто летел вместе со своей музыкой. Солнце косо било в желтые и красные стеклышки, и мимо Янки словно неслись на быстром ветру яркие осенние листья. Черный смычок рвал воздух над блестящей скрипкой, пальцы летали над грифом, волосы у Янки растрепались, пряжка на пояске съехала набок, майка сбилась выше живота, но это было не смешно нисколечко…